Русский политический фольклор. Исследования и публикации

У Никольской то у церкви
Духовенство ожило,
На мужицкий горб себя
Кормить возложило

Не щадит частушка и главных поклонниц и содержательниц церкви – старух, а заодно и девушек.

Бабоньки и девушки,
Зря вы в церковь ходите,
Все равно, когда умрете,
В рай то не угодите

(Бежкович 1925: 37–38).

В выборке частушек из коллекции Л. В. Домановского есть указания на стенгазету как источник текста. Кроме того, все тексты, где говорится о конкретных колхозах, на мой взгляд, имеют такое же происхождение. Как отмечал тот же Ю. М. Соколов, «вообще – замечательное явление: за последние годы чрезвычайно выросла количественно, так сказать, местная сатира, сатира на своих односельчан, на соседние деревни» (Соколов 1924: 307). Это та «критика» и «самокритика», которая допускалась в местной периодике, стенгазете и на сцене клуба. Эти тексты не являются по большому счету антисоветскими:

В Домановск<ом> колхозе
Закупали жеребца.
Едут колхозники на ярмарку,
Запряжена овца.

В чьем-нить колхозе

Молотилки новые.
Воробьи, галки, вороны
Молотить здоровые.

Создатели таких частушек не предполагали их антисоветской интерпретации. Она возникала из-за двойственности смыслов и значений, которые можно распространить с отдельного критикуемого явления на СССР. Наталья Скрадоль, анализируя частушки сталинского времени как просоветские тексты, отмечает, что в силу вовлеченности частушки в сферу «смешного» «многие тексты можно прочитать и как политически корректные, и как антисоветские» (Скрадоль 2011: 162).

Иногда политическая частушка может пародировать советские тексты. Так, например, радость от премии в колхозе с правильной позиции должна выражаться таким образом:

Я пою, а ноги пляшут,
Будто мне семнадцать лет.
Дали премию в колхозе, –
Дорогой велосипед.

(РО ИРЛИ. P. V. Колл. 66. № 89. Семья, хозяйство, колхоз. Л. 35)

Обманутые ожидания и пустые обещания колхозных властей выражаются так:

Ах, меня премировали:
Радовалась день-деньской.
Ах, мне три горшка дали:
Детской, дамской и мужской.

В этом случае советские частушки являются прецедентными текстами для антисоветских (Богданов 2001). На мой взгляд, при изучении генезиса частушек удобнее говорить о «прецедентных текстах», а не «переделках» или «пародировании». Целые циклы частушек могут быть основаны на этом приеме. Для эпохи Л. И. Брежнева – это цикл с повторяющимися строками «Это личная заслуга Леонида Ильича»:

Хороша моя подруга
и в постели горяча –
в этом личная заслуга
Леонида Ильича.

На краю большого луга хомячок е-т грача –
эпохальная заслуга всё того же Ильича[331]

.

В частушках, записанных после Великой Отечественной войны, взамен советских политических лидеров может фигурировать Гитлер. Так, в материалах особого хранения присутствует текст популярной частушки:

Ленин с Троцким просят масло,
А Зиновьев молока.
А мужики им отвечают:
«Отвалился хер с быка».

В записях 1990–2000-х годов:

Плакал Гитлер у забора,
просил крынку молока,
А доярка отвечала:
подою тебе быка![332]

А. В. Кулагина отмечала подобное явление: «Во время Великой Отечественной войны возникло множество частушек, в том числе были возрождены и актуализированы частушки, связанные с Первой мировой и гражданской войнами» (Кулагина 1999: 7–8).

Принято думать, что частушки – крестьянский жанр или, во всяком случае, он маркирует низкий образовательный уровень исполнителя. Я не утверждаю, что это всегда так, однако стоит иметь в виду научный стереотип, позволяющий противопоставить «деревенскую» частушку и «городской» анекдот. В случае с политической частушкой исследователи, в частности А. В. Кулагина, нередко рассуждают об «индивидуальности» текста и его авторском характере. О том, насколько широко были распространены некоторые тексты и циклы в Советском Союзе, можно судить из комментариев к частушкам в настоящей публикации, что, на мой взгляд, снимает проблему «не фольклорного» характера политической частушки, обсуждаемую А. В. Кулагиной.