Радостный и сияющий Свешников находился тут же. Он успел уже пропустить с Касторкиным и героем-сватом по доброй чарке и был в самом радужном настроении.
– А что ж урядник? – грозно вопросил старшина, развалившись в кресле.
– Та вже тричы ходыли – нэма дома, – доложил десятский.
– Хо-хо-хо! – злобно засмеялся старшина. – Вот так служба – николи дома нэма, а туда же: «Я полыция – власть!» – скопировал он урядника. – А яка там полыция? Тьфу, да и только! – И он с азартом плюнул.
Радостно билось сердце героя, когда до него долетало:
– Ай да пан-отец!.. Вот так герой!.. Ну и молодец Карп Савич!..
Ввели «преступников».
– А ну, хлопцы, развяжи сначала о цего пузатого, – ткнул Прутикова в живот старшина, – да гляди осторожнее – може, в его ще леворверт е, а то и бонба… Десятские!.. Чего стоите? Вам говорят – обыщи лучше!
Прутикова развязали, но затекшие руки ему не повиновались и висели как плети.
– Ты кто ж будешь? – стал перед ним старшина. – Пысарь, пыши! – кинул он в сторону писаря.
– Статский советник Лев Эразмович Прутиков, – и он добавил свое служебное положение.
– О-хо-хо! – залился старшина, схватившись за бока. – О це так комбынация! Совитнык… Ну и шутнык!..
– А дай сюда, – скомандовал он десятскому, вынувшему бумажник у Прутикова.
– Посмотрим, шо тут есть… Ого, деньжищь богато!.. Понятые, считай!.. Эге – пашпорт: «Выдан Статскому Советнику Льву Эразмовичу Прутикову», – читал он, – ну так и есть – ото ж и пашпорт краденый, и гроши… Ну люди!.. Дывись у чимодани!..
Прутиков не выдержал:
– Ты с ума спятил, старшина?.. Да как же ты смеешь набрасываться на людей, наносить им побои… истязать! Да я тебя, негодяя!..
Что-то властное, твердое, слишком знакомое для привычного уха старшины послышалось ему в голосе задержанного. Робко дрогнуло было сердце «героя», но он превозмог себя:
– Молчать, говорю!.. Не видишь разве, что я при знаку? Оскорблять меня – старшину?.. Пысарь, составь протокол!.. А ливорверт?.. А бонба?.. – подступал он к Прутикову.
– На ношение оружия у меня свидетельство есть, – едва сдерживал себя Прутиков, – и «бонбы» никакой со мною не было, а была лишь коробка конфект.
– Конхве-е-кт?.. – оторопел старшина. Он почувствовал, что почва начинает у него колебаться под ногами. «А что, если это все правда?» – мелькнуло у него в голове, и сердце мучительно сжалось, и мурашки поползли по телу.
– Конхвект! – повторил он и, быстро нахлобучив шапку, выскочил во двор, где у бочонка с «бонбою» дежурил на почтительном расстоянии десятский.
– Давай хвинарь! – скомандовал он.
Фонарь был принесен.
– Свиты!
Забыв всякую осторожность, старшина вытащил «бонбу», и из-под размокшей бумаги выглянула плюшевая голубая обертка и серебряные украшения бонбоньерки. Минута – и содержимое бонбоньерки было обнаружено.
Старшину качнуло в сторону.
– Ка-а-анхвекты!.. Слышь, канхвекты!.. – заговорили кругом. – Вот так бонба! – И смех, самый непринужденный смех раскатился по двору.
– Молчать! – гаркнул старшина. – Чего глотки раззявили?.. Вот я вас!..
И он вошел в правление.
Там уже сидел Прутиков и жадно пил холодную воду. Развязанный возница стоял тут же. Писарь скрипел пером, записывая показания.
– Ну, то оно – пусть так, – далеко не уверенно пробормотал старшина, – ну а письмо кто писал, а?.. Нет, брат, шалишь!.. Пысарь, пиши!..
В это время на улице послышался шум и громкий голос урядника:
– Стражники – тащи их!.. Сюда давай!
Дверь распахнулась, и в комнату вошел урядник. Он был бледен. Левая рука его была на перевязи и в крови; кровь виднелась и на шинели. Сзади два стражника тащили за шиворот каких-то двух молодцов в изорванных костюмах с окровавленными физиономиями.
– Вот, Пуд Пудыч, кто писал вам письма и собирался подпустить красного петуха, – торжественно произнес урядник.
Старшина, уцепившись одной рукой за знак, с побагровевшим лицом и трясущеюся челюстью, тихо опустился на стул, не сводя глаз с вошедших. Ему ясно теперь стало, что все для него потеряно. Милый образ Варюши промелькнул перед ним как бы в тумане, и он грузно свалился на пол…
Говорить ли, что было дальше?
Не даром кончилась эта «иллюзия» Карпу Савичу – добрался-таки «кондрашка» до его короткой шеи, и немало хлопот стоило Касторкину поставить его на ноги. Пришлось расстаться ему и с почетной должностью старшины.
Долго заставила говорить о себе свадьба бывшего урядника «Вольдемара» Хватова с дочерью купца Свешникова – тряхнул мошною Пуд Пудыч и закатил пир на весь поганковский мир, а уж как интересен был «Вольдемар» в новом мундире с беленькими погонами околоточного надзирателя, трудно описать! Не достаточно ли сказать, что все без исключения поганковские барышни решили, что он «душка», и немало завидовали Варюше.
Прутиков дал себе слово никогда больше «инкогнито» не ездить, хотя надо добавить, что проведенные им тогда же несколько дней под гостеприимным кровом очаровательной баронессы фон Кук вполне вознаградили его за все перенесенные мытарства, и у нас в городе упорно говорят о готовящемся бракосочетании статского советника Прутикова с землевладелицей баронессой фон Кук.