Лев Хорват
В ночь под Рождество
Тихий, яркий, морозный день клонился к вечеру. Озаренное последними лучами заходящего холодного солнца, быстро гасло прозрачное небо, и яркие звездочки начинали вспыхивать в выси. Один за другим вспыхивали уличные фонари, и ярко осветились окна магазинов, но, несмотря на это, движение на улицах не стихало, а казалось, еще более увеличилось, да оно и понятно, так как был сочельник, канун Рождества.
Только что, обойдя свой участок, молодой, жизнерадостный пристав Степан Иванович Яхонтов бодро возвращался домой, где ждала его большая радость: первый новорожденный сын. Казалось, что с появлением этого крохотного, беспокойного существа все вокруг Яхонтова повеселело, посветлело, и чувство появившейся за последнее время усталости совершенно исчезло. Первое время его беспокоило здоровье жены, но теперь доктор позволил ей встать, и вот он спешит домой, чтобы в обществе своей горячо любимой Верочки провести этот вечер и встретить радостный светлый праздник Рождества Христова.
Вот и помещение части, вот и его квартира.
Быстро сбрасывает пальто, галоши и, немного приотворив дверь, заглядывает в столовую, где за обеденным столом, в теплом капоте, похудевшая и еще более похорошевшая сидит его Верочка.
Она услышала скрип двери и при виде мужа так и озарилась тихою радостной улыбкою.
– А мы уже за столом? – говорит он.
– И ждем своего собственного Степочку, – шутливо добавляет она, – ну иди же скорее!
– Сейчас, моя радость, вот только обогреюсь немного.
Яхонтов проходит в кабинет и становится спиною к теплой печке, грея в то же время холодные, покрасневшие руки.
Улыбка не сходит с его лица, и, глядя в окно на ярко освещенную улицу, на снующий взад и вперед народ, он думает: «Как я счастлив, как счастлив! Боже мой, за что только так много счастья!»
– Степа! – доносится из столовой голосок жены.
– Иду, иду! – звонко кричит он и через минуту крепко уже целует милое, дорогое личико. – А что наш бутуз?
– Спит малютка. Ну и потешный он, совсем как ты глазками ворочает.
– Уже и как я? – недоверчиво говорит Яхонтов, но слова жены приятно щекочут его чувство молодого отца.
Толстая стряпуха, жена городового Марфа, подает борщ, и каким вкусным кажется он ему в этот вечер. За борщом следуют котлеты и, наконец, его любимые трубочки.
В дверь постучали.
– Что надо?
– Ваше скородие, полицмейстер к телефону требуют, – доложил из-за двери дежурный.
– Сейчас!
– Это вы, Степан Иванович?
– Я, господин полицмейстер.
– Сейчас же явитесь ко мне – дело серьезное.
– Слушаю-с.
– Пока, до свидания.
– Имею честь кланяться.
Точно ушатом воды облитый, вошел Яхонтов в столовую, но при виде встревоженного личика жены постарался улыбнуться.
– Что там, Степа?
– Да что, милая, досада, да и только, полицмейстер требует.
У Верочки совсем опечалилось лицо, и она грустно вздохнула.
– Ах ты боже мой, ну что это за служба, когда и в такой вечер дома нельзя посидеть.
– Ну ничего, Верочка – ты пей чай, а я сейчас живым манером справлюсь!
И, крепко поцеловав жену, Яхонтов быстро оделся и вышел из квартиры.
– Вы понимаете – дело серьезное, и надо его обделать аккуратно. Если это правда, и там скрывается Каин, – надо быть очень осторожным, так как он голова отчаянная и крайне предусмотрителен.
Так говорил полицмейстер, плотный, высокий мужчина с красивым бледным лицом и черными усами.
– Будьте покойны, г. полицмейстер – все будет исполнено самым аккуратным образом. Но я все-таки полагаю, что вам могли дать неверные сведения, так как трудно допустить, чтобы почти в центре города и в доме, который я хорошо знаю, могла помещаться конспиративная квартира, а впрочем…
– Ну, если нет – беда невелика, прогуляетесь немного, – улыбнулся начальник.
– Отчего не погулять, – отвечал, также улыбаясь, Яхонтов, – да ведь завтра день-то какой.
– Ах, и правда, правда! А я, представьте, за хлопотами и забыл. Жаль, а делать нечего – дело прежде всего!
И он любезно проводил Яхонтова.
– А чтоб тебе ни дна ни покрышки, – пустил Степан Иванович по адресу Каину, – и дернула же тебя нелегкая в такое время к нам пожаловать: ну чтобы либо раньше, либо позже немного? Нет, так и подкатил в такое неудобное время! Ну да уж ладно – будешь ты меня помнить, уж я тебя, брат, укомплектую!
И, даже плюнув с досады, Яхонтов прибавил шагу, вспомнив, что Верочка ждет и беспокоится.
– А и в самом деле – права Верочка: ну что это за служба? Ни днем ни ночью покоя нет, да еще эти жандармские обязанности навязали… Ох и претят же они мне! И чего это, в самом деле, так устроено: жандармская полиция гуляет да погуливает, а ты тут и за себя, и за них работай! Э-э-эх! Нет, надо будет службу переменить, что поделаешь, как ни люблю я своего дела, полицейского, а «тикать треба», – закончил он свою мысль почему-то по-малороссийски.
А кругом жизнь так и кипела, толпы народа, весело переговариваясь, двигались по всем направлениям, проносились кареты, сани и автомобили, слышались окрики кучеров и мягкий стук копыт по утрамбованному снегу мостовой.