Читаем Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин полностью

Как и Сытин, Дорошевич стремился превратить «Русское слово» в крупную газету, подстать крупнейшим ежедневным изданиям Запада. Под влиянием наступательного порыва и родилась военная метафора в письме к Туркину, однако позднее, когда «Русское слово» его усилиями уже раскупалось нарасхват и было самой широкочитаемой газетой в России, он описывал свою тактику ведения дела в более мирных выражениях. Вот что он говорил о созданной им газете: «Утром вы садитесь за чай. И к вам входит ваш добрый знакомый. Он занимательный, он интересный человек»[203]. То же относится – и к его фельетонам, где «о тебе идет дело. Твое дело»[204]. Именно этот стиль задушевной беседы с глазу на глаз снискал Дорошевичу любовь и преданность массовой аудитории, с лихвой окупавшие его высокие гонорары. Когда впоследствии он отошел от редактирования и только писал в «Русское слово», Сытин по-прежнему платил ему большие деньги.

Введенный в заблуждение его популярностью, Сытин допустит ошибку, проведя в 1906 году через фирму «Сытин и К°» собрание журналистских публикаций Дорошевича в девяти томах. Поскольку газетные материалы быстро устаревают и, переизданные отдельной книгой, теряют остроту, это собрание получило вялые отзывы в прессе и плохо раскупалось. Один литературный критик назвал книгу Дорошевича «милейшей, приятнейшей, удобнейшей» и посоветовал читать ее урывками «в трамвае, между обедом и кофе»[205].

Что касается других законодателей вкуса, то поэтесса Зинаида Гиппиус снисходительно признала успех Дорошевича у «обывателя», но считала, что смешно даже говорить о его литературных достоинствах[206]. Зато Д.П. Мирский в своей «Истории русской литературы» утверждает без ссылки на какие-либо источники, что Толстой ставил Дорошевича на второе место среди современных писателей после Чехова[207].

По московским гостиным ходил в свое время анекдот о Дорошевиче, как нельзя лучше отражающий его двойственное положение в литературе. Впервые приехав в Петербург для работы в газете «Россия», Дорошевич пришел на собрание философского кружка, созданного Н.А. Бердяевым и другими мыслителями. Там писатель Н.К. Михайловский заметил Дорошевичу, что у того хороший слог, но мало идей. По рассказам, Дорошевич ответил под общий смех: «У меня каждый день новая идея… этого, по-вашему, мало?»[208]

Как бы то ни было, Сытин понимал, что Дорошевич талантлив, и предоставил своему редактору полную творческую свободу. В течение пятнадцати лет они будут плодотворно работать вместе, хотя не обойдется и без размолвок.

Сразу после прихода Дорошевича в редакцию Сытин предпринял еще один шаг для развития газеты: построил «Русскому слову» на Страстной площади новое здание, выходящее фасадом на Тверскую. Открылось оно, когда набирала силу революционная волна, в мае 1905 года, и напоминало, по словам Гиляровского, «большую парижскую газету», нечто «неслыханное в Москве»[209]. Длинные коридоры с кабинетами для каждого из крупных сотрудников позволяли им работать без помех. По старому русскому обычаю, Сытин поселился в том же доме, в просторной квартире на третьем этаже, поближе к редакции и типографии.

В главном помещении редакции на втором этаже он распорядился в память о Чехове, скончавшемся 2 июля 1904 года в Берлине, повесить большой портрет писателя, который взирал сверху на редакторов «Русского слова»[210]. За полтора месяца перед тем, 19 мая, Сытин навещал возвратившегося в Москву Чехова[211]. В мае предыдущего года, когда Чехов также был в Москве и подумывал, не остаться ли на зиму, Сытин предлагал ему поселиться в его имении[212]. Однако в июле Чехов уехал обратно в Ялту, где жил до весны, если не считать поездки в Москву на репетиции и премьеру своей последней пьесы «Вишневый сад».

Теперь Сытину ничто не мешало открыто заявлять, что инициатором «Русского слова» был Чехов. Портрет как бы подкреплял его слова. Стоя под ним, Сытин тем более проникновенно призывал своих сотрудников быть достойными Чехова.

Нет сомнения, что в жизни Сытина на шестом десятке лет «Русское слово» занимало центральное место, а особенно по нраву ему были громадные возможности газеты. Ведь, как писал зять Сытина Благов, «ему нужны новые дела, новые муки организатора, новое кипение, новые бессонные ночи в думах о предстоящем деле, об его опасностях и сопряженном с этим риском именно для предприятий старых, налаженных»[213]. Поэтому он применил к «Русскому слову» свой «закон сохранения энергии и экономической силы»[214]. То есть во избежание малейшего риска для «Товарищества» Сытин вел газету как сугубо частное предприятие до тех пор, пока оно не стало безусловно преуспевающим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное