Русский преферанс

В прошлом столетии (т. е. в XVIII в. — Ред.) карты положительно владели всем высшим обществом. При императрице Елисавете, как говорит императрица Екатерина II, игра в фараон[98] составляла занятие всех придворных дам с утра и до поздней ночи. Сама императрица в то время должна была принимать участие в таком препровождении времени; позднее, в царствование Екатерины II, в известные дни в Эрмитаже, куда собирались придворные дамы и гвардейские офицеры, всегда составлялись партии в ламуш, бостон, реверси и пикет. В частных домах в её время у наших бар, кроме этих игр, играли очень сильно в банк, штосс, квинтич, крепс, пас-дис и ландскнехт.

Князь Вяземский в своих записках рассказывает, что он знал одного нелицеприятного и беспристрастного сына, который говорил ему, что покойный отец его в конце прошлого столетия выиграл у приятеля своего двадцать тысяч рублей на клюкве. Вот как это происходило. Он предложил добродушному приятелю своему угадывать, в которой руке его цельная клюковка, в которой раздавленная. Разумеется, заклад был определён в известную сумму. Игра продолжалась около двух часов. Нужно ли добавлять для простодушного читателя, что вызванный на игру назначал решительно всегда невпопад?

На всех почти публичных маскарадах, гуляньях сто лет тому назад были «горницы для играния в карты». Так, в Большом театре, в Петербурге, давая маскарады, машинист Данпиери и танцовщик Ганцомес извещали публику, что у них будет допущена и игра в карты.

Самые же карты в то время стояли невысоко в цене, и, как видно из публикаций в «С.-Петербургских Ведомостях», цена их на публичных маскарадах была 2 руб. 60 коп. за дюжину. Карты в то время были выписанные из-за границы, а также и петербургского изделия. Карты отдавались на откуп. Откупщиками карточного дела были — именитый гражданин Злобин и с. — петербургский купец Чеблоков.

Император Павел I, когда в 1797 г. 16 декабря запретил привоз иностранных карт и возвысил сбор за клеймение карт, установленный в пользу Воспитательного дома, то дал Чеблокову шпагу и медаль на голубой ленте, а Злобину — одну медаль. Злобин не пожелал выйти из купеческого звания. Он считался богатейшим из откупщиков, но при всём своём богатстве отличался большой простотою; видом он был очень некрасив, неуклюже-толст, из лица красен и вдобавок кос и притом большой заика; ходил он в русском платье и с бородой. Сыновья у него были очень хорошо воспитаны, и один из них был зятем графа Сперанского. Жена Злобина ходила в большом кокошнике на голове и телогрейке, вся одежда её была из золотой парчи и усыпана жемчугом, крупными бриллиантами и другими драгоценными камнями; кокошник у неё был так велик, что не мог пройти в двери, и входила она всегда боком. По рассказам, бриллиантовых вещей у неё было так много, как ни у одной из тогдашних аристократок.

В Екатерининское время в Петербурге существовало восемь немецких карточных фабрик, из них одна принадлежала Воспитательному дому. Позднее, в начале нынешнего (XIX. — Ред.) столетия, учреждённая под покровительством императрицы Марии Фёдоровны Александровская мануфактура стала выделывать по способу Деларю по 14 000 колод ежедневно, но за всем этим она не могла удовлетворить требованиям тогдашнего общества, и карты всегда распродавались быстро, без всякого остатка. Наши карты отличаются достоинствами высшего качества…

В прежние времена спинка карт была белая, на спинках только тарокко и испанских были рисунки или крап; от этого и получилось название «краплёные», присвоенное картам, имеющим это украшение. Впрочем, последнее название у нас теперь понимается иначе: краплёные карты — это такие, которые побывали до игры в руках шулеров.

Игральные карты имеют большое применение в гаданьях у людей суеверных, прибегающих к дознанию будущего. Искусство узнавать будущее по расположению игральных карт не особенно старо и у нас в России восходит не ранее начала нынешнего (XIX. — Ред.) столетия. Привезено оно к нам из Франции; матерью гаданий надо признать известную девицу Ленорман. Многие из наших офицеров, бывших в 1814 г. в Париже, посещали из любопытства квартиру этой знаменитой ворожеи в Турнонской улице, под № 5. Девица Мария Ленорман приобрела себе славу во время консульства и империи. Искусством прорицания девица Ленорман занималась более пятидесяти лет. Пишущему эти строки доводилось знать в Москве одну богатую помещицу г-жу Кр-ну, судьбу которой Ленорман предсказала как по писаному. Эта барыня, в силу её предсказания, что она умрёт ночью, никогда не спала ночью, когда спят люди, а спала днём, и чтобы не знать часа смерти, приказала во всём доме испортить все часы с боем, чтобы не знать времени.

В числе странностей этой барыни было также и то, что она не употребляла никогда для мытья воды, а вместо последней какую-то мазь. Кр-на ездила несколько раз в Париж к Ленорман и раз по просьбе Аракчеева, портрет и оттиск с ладони которого возила к ней для узнания судьбы временщика.