Русский разведчик

— Как вы так можете жить?

— Ты о чём? — спросил Сергей, лёжа на спине и глядя в изнанку верхнего ложа.

— Вы — разведчик! Это для вас нормальное состояние!

Сергей усмехнулся.

— Сейчас, Василий, как раз состояние не нормальное. Мы бежим. А когда всё нормально — живёшь жизнью другого человека, и всё у тебя получается хорошо. Это, как актёр на театральной сцене.

— Как в кино? — Василий хмыкнул.

— Нет. В кино множество дублей. Не получилось сразу, сделаешь ещё и ещё раз, пока не выйдет то, что нужно. Жизнь разведчика — это театр в чистом виде. Ты подготовился, выучил пьесу, но случаются накладки, и тогда начинается импровизация, и переиграть нет возможности — зрители во все глаза следят за твоей игрой, а критики только и ждут, чтобы ты ошибся, и тогда тебя сотрут в порошок!

— Вы любите свою работу, — отозвался Василий, вздохнул тяжко и протяжно.

— А ты? Любил свою работу?

— Я? Я в бизнес пошёл в «лихие девяностые». Уволился из армии — тогда Союз только развалился, новые государства растащили и приватизировали «несокрушимую и легендарную, в боях познавшую радость побед». Тогда остаться офицером значило обречь себя и семью на голод и унижения. Но связи в военной среде у меня остались. Быстро вышел на покупателей оружия — по всему миру кипели локальные конфликты, и мощные арсеналы Советской армии оказались золотой кладовой. Не знаю, как в России, а в Молдавии и на Украине расхищение складов военного имущества шло в открытую — всё списывалось, а в особых случаях разворовывалось открыто, а пустые склады сжигались, мол, всё уничтожил пожар. Танки и самолёты вывозились за границу под видом металлолома.

— Выходит, Би-би-си и Си-Эн-Эн не сильно лгали, когда именовали тебя оружейным бароном? А наши СМИ утверждали, что ты торговал беспилотными аппаратами, –

Сергей хмыкнул. Каждая сторона в этом «конфликте» вокруг Василия, вела свою информационную войну. Вот тебе демократия и свобода слова. Или, свобода слова — это свобода лгать направо и налево?

— Наши СМИ правильно вещали. Моя последняя сделка была с беспилотниками, хотел продать одним мутным ребятам из Тринидада, а меня церэушники окрутили и в кутузку!

— Ты бы не мутным продавал, тебя бы и не прихватили!

— Мутные платят больше, — Василий помолчал, снова заворочался на своей лежанке, опять повернулся к стене, стал скрести ногтем ламинированную обшивку. — Да и те беспилотники, то был только повод. Дело тут совсем в другом…

Раздался громкий, неожиданный звуковой зуммер. Сергей и Василий от неожиданности вскочили со своих мест. Неужели тревога или, не дай бог, атака противника?

По коридору побежали бойцы.

Сергей дёрнулся к дверце кубрика.

Громкий голос из динамика оповестил:

— Внимание, экипажу! Пожар в отсеках! Учебная тревога! Всем расчётам выполнять боевое расписание!

Сергей остановился у двери. Люди всё бежали куда-то. Он повернулся к бледному Василию — испугался торговец беспилотниками, подмигнул ободряюще, зачем-то пояснил, хотя Василий и так всё слышал сам:

— Учебная тревога. Пожар!

Василий со вздохом плюхнулся обратно на подушку.

— А представьте, Сергей…

— Что ты выкаешь? Сколько говорил — хватит церемоний.

— Я когда вы говорю, когда ты.

— Вот, говори мне ты. Всегда говори ты! О чём ты хотел сказать? Что я должен представить?

— Представь, как здесь страшно, когда реальный бой! — сказал Василий.

Сергею такое представлять не хотелось.

— Здесь и так страшно.

— Что, правда, не любишь закрытых пространств?

— Раньше мне было всё равно, — Сергей вернулся на свою лежанку. — Это меня тюрьма надломила. Клетки те. Лязг запоров. Крики гортанные охраны… Не страшно — это я не правильно выразился, а не по себе. Сидишь в этом лабиринте труб и проводов, и ничего от тебя не зависит.

— Бывает, ты на открытом пространстве, а зависит от тебя меньше в сотню раз, чем сейчас от нас в этом кубрике.

— Говорю — тюрьма всё это, будь она неладна! Американская зона. Я в свою-то не собирался попадать, а угораздило на чужую зону загреметь!

— Есть мнение, что наша зона страшней американской.

— Молдавская?

— Откуда я знаю, какая молдавская зона? Наверное, как и российская — там те же порядки и правила — это дитя одной системы — Советской.

— И что скажешь про американские места не столь отдалённые?

— Что мне сказать хорошего, после того, как меня там изломали, особенно с мозгами что сделали в мозгоправке… Я до сих пор больной, и вылечусь ли — не знаю. Может, меня в инвалида превратили! — с горечью говорил Василий, всё так же скребя ногтем гладкое покрытие стены кубрика.

Сергей встал, постоял, снова сел.

В коридоре беготня успокоилась — или потушили пожар, или все сгорели…

— Да, вот так бабахнет чужая торпеда, и хана всем, хоть забегайся!

Дверь кубрика распахнулась. Радостный капитан-лейтенант заявил:

— Учебная тревога! Слышали?

Он был так возбуждён, словно до этого, в своём кубрике, пил с Зиминым не чай с термоса, а коньяк.

— Слышали, не глухие! — грубо отозвался Василий.

— Фёдор Борисович, а скажи, наша лодка бронированная? — задал нелепый вопрос Сергей. — выдержим удар вражеской торпеды или сразу каюк?