— Ты даешь мне?.. Во имя любви, конечно, иначе я не возьму от тебя…
— Да, да… бери!.. — пугливо пробормотала Терентьева. — Но тсс! Кто-то идет! Влезай опять туда!.. Нет-нет, это Катя…
И Елена Николаевна бросилась к дверям.
Катя бежала ей навстречу и шепча, и задыхаясь.
— Барышня!.. Полиция вошла… вот шапка… нате!.. Вот ключ… внизу тоже им пусть откроет…
Андрюшка стоял сумрачный, сжав кулаки.
Несмотря на свое испачканное лицо, он был прекрасен в эту минуту, как мрачный дух, как воплощение борьбы на жизнь и смерть.
— Надевай! — сказала ему Терентьева, в то время как Катя повертывала ключ в замке и отворяла дверь.
— Нет, постой! — сказал Андрюшка и, наклонившись к самому уху Елены Николаевны, прошептал: — Ты должна завтра в десять часов вечера приехать на Балтийский вокзал. Ровно в десять, слышишь!.. Я хочу тебе много сказать!
— Хорошо! Хорошо! — умоляюще прошептала Терентьева.
— Ключ я положу внизу около дверей, а вы, — обратился он к Кате, — улучите минуту и возьмите его.
— Идут! — крикнула Катя, и Андрюшка исчез в черном жерле дверей, запер их на ключ, и обе женщины слышали, какие гигантские скачки делал он по ступеням в совершенной темноте.
Старик Терентьев, «люди» и полиция тем временем приблизились настолько, что шум шагов мог быть услышан.
Катя бросилась к ванне, открыла оба крана и другим прыжком кинулась запереть дверь на задвижку.
— Лена, отвори! — постучался старик.
— Барышня берут ванну.
— Что вам надо? — в свою очередь гневно крикнула дочь.
— Ничего, ничего, — забормотал старик. — Господа, дочь моя берет ванну, сюда войти нельзя…
— Тогда обыщем будуар и эту комнату, — отвечал чей-то голос.
— Пожалуйста, обыскивайте, — отвечал старик, — но только, право же, это вам показалось…
— Двоим, сударь, не могло показаться, а впрочем, мы для вашей же пользы, если вы сегодня будете обкрадены, а может быть, и более того… то на нас уже не пеняйте… Нужен самый тщательный обыск…
— Да, но там моя дочь берет ванну, стало быть, там уже не может быть никого, кроме ее горничной, — отвечал Терентьев.
— Конечно, не может быть, — произнес первый голос, но таким тоном, в котором слышались и насмешка, и сомнение.
— Открой им, Катя! Накинь на меня твой платок!.. Я потом возьму ванну…
И дверь отворилась.
Присутствующие увидели двух женщин, из которых одна была почти совершенно раздета.
Полиция, однако, приступила к осмотру, потому что, во-первых, всех поразило то обстоятельство, что на мраморном полу были видны два черных следа, очевидно сделанные сапогами, запачканными сажей. Следы эти впопыхах не заметили ни Катя, ни Елена Николаевна.
Во-вторых, в ванне было чуть-чуть воды на дне, что доказывало, что краны были только что открыты; в-третьих, камин и мраморная лежанка около него были холодны как лед, и вообще температура комнаты далеко не позволяла принимать ванну такой изнеженной девушке, какою была дочь миллионера Терентьева.
Один из производивших обыск заметил все это, сперва нахмурился, а потом невольная улыбка скользнула по его губам.
— Посветите-ка, нам надо осмотреть камин, не скрывается ли здесь кто-нибудь! — сказал он, еле удерживаясь уже от смеха и вполне подозревая уже не воровство, а романическую интрижку.
— В этом камине, — продолжал он, — может легко поместиться человек.
— Как человек? — спросил старик. — Как бы он мог сюда пробраться, не быв замечен моею дочерью?
— Я уж не знаю, — отвечал полицейский, — вы меня извините, но тот факт, что мы видели человека, влезавшего в форточку вашего дома по водосточной трубе, и потом эти вот два следа, очевидно не женских ног, наводят меня на странное соображение.
Терентьев изменился в лице, замолчал; один из понятых, со свечою в руках, влез в камин и, глядя наверх, сказал:
— Тут никого нет, но кто-то был… Посмотрите-ка!
Полицейский заглянул и увидел, что девственная сажа в трубе была испещрена следами пальцев.
— Неужели он вылез в трубу, пробравшись незамеченным по комнатам?
Взоры всех обратились на старика Терентьева, окончательно растерявшегося:
— Позвольте нам ключ от этой двери, тут, вероятно, есть ход вниз…
— Да, тут есть лестница! — смущенно забормотал Терентьев. — Дайте ключ.
— Ключ у Ивана, — сказал кто-то из слуг.
— А где Иван?
— Иван!..
— Иван!..
— Его нет.
— Сходите за ним!
Иван был найден и вернулся с Катей и с ключом.
У субретки лицо было совершенно спокойно, но зоркому взгляду полицейского оно тем не менее показалось подозрительным.
Когда открыли дверь и осветили лестницу, на желтой краске ее стен ясно были увидены всеми следы рук.
Они шли до низу, после чего виднелись и на войлочной обивке обеих дверей внизу.
Сомнения не было, что таинственный акробат скрылся именно этим ходом и что ему способствовали две женщины, вышедшие из ванной комнаты.
Вследствие таких соображений полицейский констатировал только факт и затем, вежливо раскланявшись с хозяином, вышел в сопровождении всех явившихся на обыск.