Русский Рокамболь

— Да, я угадал это и потому еще, что ты бросился на меня, тогда как никому, кроме разве разбойника или вора, это не пришло бы в голову, но тебя я считаю просто обиженным человеком, брат…

— Что? Что ты сказал? Повтори! Ты, кажется, назвал меня братом… Ты, кажется, смеешься надо мной, граф, или, может быть, трусишь и хочешь подкупить меня этим обращением?

Павел презрительно улыбнулся:

— О, если тебе нужна моя жизнь, отойди на пять шагов и давай стреляться… по правилам дуэли, но только помни одно, что смерть моя не принесет тебе счастья, я сам себя отметил так — отметка эта известна всем меня окружающим, — как ты не сможешь подделать… помни это. Теперь мы двойники только по лицу, но для каждого всегда найдется полнейшая возможность различить нас. Наконец, твой сообщник, наш отец, умер в заключении. Он перочинным ножом перерезал себе горло…

— Все это меня мало касается, — мрачно перебил Андрюшка, — я оставил уже мысль об извлечении выгоды из нашего сходства… У меня теперь другой план… Если я схватил тебя за горло и готов теперь сейчас же убить, то ради того, чтобы избавиться от тебя, как от врага своего, который будет меня преследовать… Если же ты поклянешься в том, что ты лично оставишь свои попытки уничтожить меня, я тебе клянусь в том, что я больше не стану на твоей дороге…

— Мне жаль тебя, — тихо сказал Павел и, повернувшись спиной, прибавил: — Клянусь!

Затем он быстро скрылся во мраке, между двух тусклых и далеко отстоящих друг от друга фонарей.

Андрюшка долго в угрюмом раздумье глядел ему вслед.

На душе его было смутно. Последние слова брата и оскорбили, и тронули его.

Теперь впервые он почувствовал, что этот удаляющийся человек не совсем чужой ему, точно так же, как и тот заключенный, зарезавшийся в тюрьме, которого Павел только что назвал их отцом.

Но вдруг глаза юноши вспыхнули прежним зловещим огоньком, и это было в ту минуту, когда в порочной душе его угасла навсегда последняя искорка добра. Он нахлобучил шляпу и быстро пошел в сторону противоположную той, куда скрылся Павел.

«ГУЛЬ-ГУЛЬ»

Расставшись с Павлом, Андрюшка прошел длинный забор и остановился на углу двух пересекающихся улиц, у ворот громадного каменного дома.

Напротив светились окна мелочной лавочки, и в полосе света, бросаемого ими, виднелась мирно беседующая группа, состоящая из двух дворников.

Андрюшка пристально поглядел на эту группу и вдруг быстро юркнул в ворота, около притолоки которых из овчинного тулупа, накрытого шапкой, раздавался сильный храп.

Во дворе он свернул налево и стал подниматься по темной лестнице, освещая путь спичками. На площадке пятого этажа он пригляделся к номеру, написанному прямо на верхней притолоке мелом, и стукнул в дверь раз, потом два раза. Дверь отворилась сперва на цепочку, и в щель высунулась голова старой, сухой, как жердь, женщины.

— Што надо? — спросила она.

— Гуль-гуль! — отвечал Андрюшка.

Цепочка моментально слетела, и дверь широко распахнулась перед ним.

Андрюшка вступил в темную переднюю, от которой кухня отделялась не доходящей до потолка деревянной перегородкой.

Из щели соседней двери виднелась полоска довольно сильного света.

Андрюшка распахнул эту дверь и очутился в комнате, ярко освещенной четырьмя лампами на четырех больших столах, за которыми сидело человек двадцать.

Все они усердно были заняты письменной работой, отчего комната походила на канцелярию или контору.

Андрюшка зорким взглядом окинул все общество и громко произнес:

— Гуль-гуль!

Ему никто не ответил, в комнате царила тишина. Но вот поднялся с места старик, очевидно хозяин этой конторы, и подошел к нему, спрашивая:

— Что вам угодно, товарищ?

— То же, что и всякому, кто сюда приходит.

— То есть паспорт?

— Конечно.

— Можно-с. Вы от кого присланы?

— А вот прочтите.

И Андрюшка подал письмо.

Быстро пробежав его, хозяин улыбнулся, сам подставил посетителю стул и еще увереннее повторил:

— Так-с, это можно. На имя барона Зеемана?

— Да.

— Но вам необходимы справки об этой фамилии, а это будет долго. Я могу вам предложить другую, конечно, она будет стоить немного подороже, потому что и титул больше. Я говорю вам о князе Калязинском. Его паспорта даже делать не нужно. Вы только заплатите нам за указание и молчание. Согласны?

— Согласен! — отвечал Андрюшка.

— Позвольте деньги.

— Сколько?

Старик назвал сумму и, получив задаток, продолжал:

— Теперь слушайте! Дело вот в чем. У князя нет ни души родственников, и с ним кончается его захудалый род. Далее, я знаю, что вы знаете госпожу Терентьеву… Мы все знаем, господин Курицын, это наша профессия…

И он сделал такое значительное лицо и так пристально поглядел в глаза Андрюшке, который был крайне поражен упоминанием имени любимой женщины, что тот опустил глаза и долго стоял в раздумье, глядя на протертую половицу.

В душе Андрюшки вспыхнула страшная борьба.