Русский романс. Неизвестное об известном

«Сарафан» же снова вспомнится в канун ХХ века на берегах Альбиона Джону Голсуорси в романе «Конец главы»: «Играйте, – шепнула Динни. Диана заиграла “Красный сарафан”. Она вновь и вновь повторяла эту простую и красивую мелодию, словно гипнотизируя ею безмолвную фигуру мужа».

«Вольный сочинитель песен»

…В 1845-м Варламов, выйдя в отставку, снова уехал в Петербург. Захотел жить, подобно Пушкину, без должности, как он сам говорил «вольным сочинителем песен».

Мне кажется, что это была его роковая ошибка. Варламов, как убеждают многие факты его биографии, был москвичом и по рождению, и по складу души. А значит, питерский климат (тем более, что Варламов много лет страдал горловой чахоткой, от внезапного приступа которой он и умер в ноябре 1848-го, по легенде – за карточным столом) был для него как минимум вреден. В Петербурге Варламов в эти годы сдружился с другим мятущимся и измаявшимся на ледяных невских ветрах москвичом – Аполлоном Григорьевым (1822–1864), который посвятит Варламову немало стихов. Одно из них приводится здесь.

В одном отношении Варламову очень повезло: о нём (в отличие от других композиторов-«дилетантов») существует очень обстоятельная, подробная, хотя и не лишённая чисто советских изъянов (всё-таки 1968 год!) монография музыковеда Наталии Александровны Листовой (1920–2004). Там в приложениях опубликованы некоторые документы, связанные с последними годами жизни Варламова, в частности, его письма к очень известной и модной в те годы певице Прасковье Арсентьевне Бартеневой, фрейлине императрицы Александры Фёдоровны.

Читать их без сильного душевного волнения невозможно… «Не откажитесь ради Бога помочь мне, я совершенно без гроша, душа Ваша может постичь это положение. Бедное моё семейство (жена и семеро (!) детей! – Л. К.) в отчаянии… Львов до сих пор меня не принял… один Бог видит, в каком ужасном я положении».

Варламов просит её помочь ему найти хоть какую-нибудь работу… Бартенева, насколько нам известно, даже не удостоила Варламова ответом. «Моя бедная мать, – вспоминал потом Константин Варламов, – кормила нас вышивками, которые продавала за гроши на базаре…»

Через несколько лет поле похорон Варламова на Смоленском кладбище случилось сильное наводнение, и могилу автора «Красного сарафана» начисто смыло…

Как говаривали древние римляне, sic transit gloria mundi…

Зато артистическая братия почтила память Варламова как должно. Актёр императорских театров написал стихи, вскоре положенные на музыку Гурилёвым:

Ах! Давно ль, душа-соловушко,
Ты нам песни распевал,
А теперь поник головушкой
И навеки замолчал!..
Много в песнях было сладости
У соловушки-певца;
Мало в жизни знал он радости
До последнего конца…
Жизнь его была б прекрасною,
Если б жил он, а не пел,
Но с душою пылкой, страстною
Кто счастливым быть умел!..
Он страдал тоской безвестною
В тайне сердца своего,
Меланхолией чудесною
Дышат песни все его!..
Заунывные, плачевные,
Будто звуки с небеси,
Эти песни задушевные
Не умолкнут на Руси!..

Тропою Глинки

Мне Варламов близок и дорог не только как композитор, но и как вокальный педагог с огромным опытом – он преподавал пение в театральном училище, в Воспитательном доме, давал многочисленные частные уроки. Он создал свою собственную школу пения, собственную методику воспитания человеческого голоса, певчего голоса, очень близкую к школе Михаила Ивановича Глинки и, что очень важно, обобщил её в своей книге «Полная школа пения», не утратившей значения и до сих пор.

Глинка же, живя в Италии и многому научившись там, писал каденции – сегодня это как-то подзабылось! – и для Джудитты Паста, и для Джулии и Джудитты Гризи, и многие из этих каденций поются до сих пор. Не зря его называли наш русский итальянский маэстро.

Варламов писал, что обучение начинать нужно со звуков, наиболее легко берущихся – имеется в виду первая октава. Отыскивается певческий тон, при котором голос звучит очень насыщенно тембрально и полноценно, без напряжения. От него диапазон расширяется вниз и вверх. Откуда это взято? Очевидно, что эти принципы взяты из опыта тех лет, когда Варламов путешествовал по Европе, слушал лучших итальянских и французских певцов и воспринимал их методику звукообразования.

«Соловьиный дом» на Арбатской площади в Москве. Здесь Варламов написал около ста романсов. Снесён в 1997 г.