Как дело измены, как совесть тирана, Осенняя ночка черна…Черней этой ночи встает из тумана Видением мрачным тюрьма.Кругом часовые шагают лениво; В ночной тишине, то и знай,Как стон, раздается протяжно, тоскливо: — Слу-ша́й!..Хоть плотны высокие стены ограды, Железные крепки замки,Хоть зорки и ночью тюремщиков взгляды И всюду сверкают штыки,Хоть тихо внутри, но тюрьма — не кладбище, И ты, часовой, не плошай:Не верь тишине, берегися, дружище; — Слу-ша́й!..Вот узник вверху за решеткой железной Стоит, прислонившись к окну,И взор устремил он в глубь ночи беззвездной, Весь словно впился в тишину.Ни звука!.. Порой лишь собака зальется, Да крикнет сова невзначай,Да мерно внизу под окном раздается: — Слу-ша́й!..«Не дни и не месяцы — долгие годы В тюрьме осужден я страдать,А бедное сердце так жаждет свободы, — Нет, дольше не в силах я ждать!..Здесь штык или пуля — там воля святая… Эх, черная ночь, выручай!Будь узнику ты хоть защитой, родная!..» — Слу-ша́й!..Чу!.. Шелест… Вот кто-то упал… приподнялся… И два раза щелкнул курок…«Кто и́дет?..» Тень мелькнула — и выстрел раздался, И ожил мгновенно острог.Огни замелькали, забегали люди… «Прощай, жизнь, свобода, прощай!» —Прорвалося стоном из раненой груди… — Слу-ша́й!..И снова всё тихо… На небе несмело Луна показалась на миг.И, словно сквозь слезы, из туч поглядела И скрыла заплаканный лик.Внизу ж часовые шагают лениво; В ночной тишине, то и знай,Как стон, раздается протяжно, тоскливо: — Слу-ша́й!..<1864>