Русский романс

Там, где свистящие картечи
Метала бранная гроза,
Лежит в пыли, на поле сечи,
В три грани черная коса.
Она в крови и без ответа,
Но тайный голос произнес:
«Булат, противник Магомета,
Меня с главы девичьей снес!
Гордясь красой неприхотливой,
В родной свободной стороне
Чело невинности стыдливой
Владело мною в тишине.
Еще за час до грозной битвы
С врагом отечественных гор
Пылал в жару святой молитвы
Звезды Чир-Юрта ясный взор.
Надежда храбрых на Пророка
Отваги буйной не спасла,
И я во прах веленьем рока
Скатилась с юного чела!
Оставь меня!.. Кого лелеет
Украдкой нежная краса,
Тому на сердце грусть навеет
В три грани черная коса…»

1831

ФЕДОР ТУМАНСКИЙ (1800–1853)

186. Птичка [197]

Вчера я растворил темницу
Воздушной пленницы моей:
Я рощам возвратил певицу,
Я возвратил свободу ей.

Она исчезла, утопая

В сияньи голубого дня,
И так запела, улетая,
Как бы молилась за меня.

<1827>

АЛЕКСЕЙ ХОМЯКОВ (1804–1860)

187. <Из трагедии «Ермак»> («О чем, скажи, твое стенанье…») [198]

О чем, скажи, твое стенанье
И безутешная печаль?
Твой умер друг, или изгнанье
Его умчало в синю даль?

Когда б он был в стране далекой,

Я друга бы назад ждала,
И в скорбях жизни одинокой
Надежда бы еще цвела,

Когда б он был в могиле хладной

Мои бы плакали глаза,
А слезы в грусти безотрадной —
Небес вечерняя роса.

Но он преступник, он убийца,

О нем и плакать мне нельзя.
Ах, растворись, моя гробница,
Откройся, тихая земля!

1827

188. «Подвиг есть и в сраженьи…» [199]

Подвиг есть и в сраженьи,
Подвиг есть и в борьбе;
Высший подвиг в терпеньи,
Любви и мольбе.

Если сердце заныло

Перед злобой людской
Иль насилье схватило
Тебя цепью стальной;

Если скорби земные

Жалом в душу впились —
С верой бодрой и смелой
Ты за подвиг берись:

Есть у подвига крылья,

И взлетишь ты на них
Без труда, без усилья
Выше мраков земных,

Выше крыши темницы,

Выше злобы слепой,
Выше воплей и криков
Гордой черни людской!

1859

ФЕДОР АЛЕКСЕЕВ

189. «Меня покинули желанья…»

Меня покинули желанья,
Я разуверился вполне,
Одна печаль, одни страданья
Теперь в сердечной глубине.

Исчезла пламенная сладость

Любви и юности живой:
Уж не волнует сердце радость
И сны поэзии благой.

Как тень, как образ привиденья,

Как надмогильные огни,
С волшебной негой вдохновенья
В груди потухнули они.

Лишь в память их очарованье

На дне сердечной пустоты,
Одни души воспоминанья,
Одни осталися мечты.

<1828>

ДМИТРИЙ РАЕВСКИЙ

190. Романс («Что грустишь ты, одинокой…») [200]