Русский с «Титаника»

– И зачем, если не секрет? Неужто какой-то русский приказчик ухитрился, прихватив кассу, скрыться в нашу страну?

«И чего пристала, егоза лакированная?» – сварливо пробурчал внутренний голос.

Но Ростовцев подавил минутное раздражение. Да и с чего сердиться-то в самом деле?

– Ну что ж… Хотя в мои обязанности не входит открывать секреты моих клиентов, но сейчас нет причины держать все в тайне. Вы правы, дело связано с бегством, вот только не приказчика…

…В одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, – начал Юрий, поймав себя на том, что невольно подражает актерам-чтецам из летних театриков, – один петербургский гимназист, то ли начитавшись книжек про индейцев и пиратов, то ли еще по какой причине, сбежал из дома и палубным пассажиром добрался до Америки.

Где и как его носило первые пять лет, никто не знает. Но году, примерно, в восемьсот девяностом он прибыл в Нью-Йорк и занялся торговлей патентованными средствами и прочей аптечной ерундой – как-никак его отец был военным врачом, хоть и в отставке. Он сколотил себе состояние на разных шарлатанских снадобьях… – «которые так любят соотечественники мисс Грей», – мысленно добавил Юрий. – Потом спекулировал пшеницей на бирже. А деньги тратил не на карты, женщин и лошадей, как частенько бывает с богачами, а опять же вкладывал с умом. Скупал земельные участки на окраинах Нью-Йорка, а когда город приходил в те места, с выгодой перепродавал. Ну, там по мелочи: пастбища, строевой лес, рудники – все, что способно приносить звонкую монету.

Он так и не женился, возможно, было недосуг за всеми этими делами. К сожалению, даже богачей не щадит чахотка, и, умирая, блудный сын вспомнил об оставшейся в России родне. Так семейство небогатых охтинских разночинцев стало наследниками очень приличного состояния, примерно двести тысяч долларов. Правда, по большей части это вложено в разное добро – в акции, облигации, недвижимость и товары… И так вышло, что эта семья – мои хорошие знакомые. Кроме того, немногие из российских адвокатов знают английский, а я изучил его недурно.

Моя задача, – завершил рассказ Ростовцев, – превратить наследство в наличные деньги и перевести в Россию. Комиссионные обещаны приличные, так что я могу позволить себе быть мотом и прокатиться первым классом.

– Как прозаично! – вздохнула журналистка, не иначе ожидавшая романтической истории с любовью и кровью.

Она извлекла из перламутрового портсигара длинную пахитоску и прикурила от золоченой австрийской зажигалки в виде маленькой бутылочки.

– Вас не шокируют мои привычки, мистер Йурий? – запоздало осведомилась американка.

– Нет, что вы! Желание дамы – закон! – не удержался Юрий от комплимента.

Тем более его и в самом деле это не шокировало, он повидал на своем веку курящих женщин – от доморощенных курсисток до роскошных кокоток полусвета и от «марух» из сомнительных кабаков до сибирских туземок. Эка невидаль, право слово!

– А вот взгляните-ка туда, – вымолвила Лиз, выпуская дым.

В углу салона сидел джентльмен с усталым лицом.

– Это не кто иной, как Томас Эндрюс!

– Признаюсь, это имя мне ничего не говорит…

– Это главный строитель нашего корабля. Выходит в первое плавание на своем детище!

– Смело… – похвалил Нольде.

– У нас в России тоже есть похожий обычай, – припомнил к слову Ростовцев. – После того как заканчивают строить новый мост, спроектировавший его инженер с обнаженной головой становится прямо под ним, в момент, когда по нему проходит первый поезд. При этом перед ним ставят столик, на котором стоит полный венгерский стакан водки.

– О, йес wodka! – кивнула журналистка, наверное, уже наслышанная о данном русском национальном напитке. – А зачем, это такой древний русский обряд?

– Нет, просто после того, как поезд пройдет, он выпивает эту водку, чтобы успокоить нервы. Потому как если мост сделан плохо или в чертежи вкралась ошибка, то он рухнет прямо на голову строителя! – пояснил стряпчий.

Элизабет тут же вытащила книжечку и чиркнула там несколько слов, не иначе для будущего репортажа.

А Ростовцев задержал взгляд на странной броши под левой ключицей синего в искорку дорожного платья девушки.

Пластинка из бледного золота изображала не то кошку, не то тигра, сидящего на троне, вытянув передние лапы. Два грубо шлифованных ярко-зеленых глаза-изумруда придавали свирепой морде какое-то комичное выражение. Работа была явно старинной и незнакомой – не европейская, но и не восточная.

– Заметили? – спросила девушка. – Вот и мистер Бонивур тоже обратил внимание. Мой талисман! Это ягуар, древний символ индейцев майя до того, как их покорил Кортес. Его мне подарил в Мексике один революционер – настоящий джентльмен, поэт и генерал тамошней армии… – Девушка загадочно улыбнулась. – Между прочим, потомок последнего индейского короля этой страны! Он погиб почти на моих глазах, бедный благородный рыцарь…

– Ягуар, значит, – зачем-то повторил Ростовцев.

– Это такой зверь наподобие нашего горного льва или африканской пантеры.

– Да я знаю про них, – кивнул Ростовцев. – Хоть и прошло много времени, а гимназический курс географии не выветрился из головы.