Русский с «Титаника»

– Да! – с горечью и душевной мукой воскликнул царь. – Все изменили мне и даже яд, который я сам приготовил. Я закалил свое тело против любой отравы, но не смог найти средства от предательства! Я истреблял изменников, но не смог истребить дух измены! И вот сын, наследник и надежда моя, нанес мне удар в самое сердце… А еще он про себя подумал, что Мойры должно быть сильно на него обижены – как раз совсем скоро должна была начаться новая победоносная война, подсказанная зеркалом, в котором он увидел полчища сарматов и аланов, идущие на Рим, вовлекая фракийцев, дарданов, бастарнов… Он отправил послов к вождям кочевников, обещая им богатейшую добычу и славу, и новые земли под пастбища – на месте Рима и его владений – и те поверили ему. Но слишком поздно – и теперь великий союз племен Степи рассыплется, так и не возникнув.

Зеркало… Зеркало, которое ему помогло из царя второразрядного царства стать владыкой обширных земель, погубило его в конце концов. Он так и не узнал, из какого оно камня – хотя расспрашивал и ювелиров, и рудознатцев. Только египетские иероглифы на рукояти оправы из сплава бледно-золотого оттенка. Но главное, оно подсказывало, что будет, и он изменял будущее, жертвуя духам черного камня каплю-другую крови. Но всякий раз новое будущее оказывалось не лучше старого. Он стал во главе одной из величайших держав эпохи, раскинувшейся на всем разноплеменном побережье Понта Эвксинского, но она съежилась ныне до размеров этих покоев. Он наполнил богатствами казну – но денег все равно не хватало… Он карал воров и мздоимцев, заливая им в глотку расплавленное золото, – но на их место приходили новые… Зеркало показывало, как нанести удар в самое уязвимое место врага, – и он выигрывал битвы, но раз за разом проигрывал войны. Он казнил тех, чью измену показывал камень – но на их месте оказывались другие: продавая кто за римское золото, кто боясь возможной казни. И вот итог. Приказать бы утопить черный камень, ставший проклятьем базилевса Понтийского в море, – да уже времени нет…

Царь вздрогнул, даже схватился за меч, услышав позади скрип распахнувшихся дверей. Обернувшись, он увидел стоящую во весь рост Гипсикратию – не юную, но все еще красивую скифку – свою последнюю жену и телохранительницу с обнаженным мечом в правой руке и кинжалом в левой.

– Предательница! – воскликнул он. – Ты пришла убить меня?

Однако та, кого Митридат счел за убийцу, поклонилась и порывисто произнесла:

– О Митридат, государь и муж мой! Поспеши за мною, ибо вот-вот сюда ворвутся враги!.. Ты слышишь треск – это вышибают ворота дворца!

– Куда? – горько всхлипнул царь, глядя на степную воительницу. И подумал – не уловка ли это врагов, которые хотят схватить его живым, чтобы угодить Риму. – Куда, Гипсикратия? Кто послал тебя? Кому ты служишь?.. Римлянам? Фарнаку?..

– Тебе одному служила – и с мечом, и в постели – и тебе была и есть верна! – с жаром вскричала амазонка. – А за дверями нас ждет Гиерон, твой лекарь! Он проведет тебя и твоих дочек тайным ходом за стены акрополя, а там мы поможем тебе бежать в степь к союзникам или переправиться через пролив и бежать в Парфию.

На мгновение глаза могучего старика сверкнули былым огнем. Неужели зеркало все-таки не солгало – и ему суждена слава и память в веках?? Но тут же надежда угасла. Митридат прислушался к шуму побоища и с какой-то совсем не привычной мягкостью произнес:

– Моя любимая жена! Ты осталась верна мне, когда могучие мужи бежали, словно робкие зайцы!.. Но ни скифы – твои земляки, ни парфяне, ни сам Ахурамазда не помогут мне, ибо чаша моей судьбы – пуста, и теперь мне осталось лишь умереть! И я хочу скорее покончить расчеты с жизнью!.. Но яд бессилен! Боги сжалились, послали тебя – я умру не под клинками предателей и не в руках проклятых римских палачей. Ты доставила мне немало радости на ложе – доставь и последнюю: выполни волю богов, возьми меч и умертви меня!

Как во сне увидела амазонка опустившегося на колени великого Митридата. Царь аккуратно снял корону и склонил для удара седую красивую голову, ту голову, которую она так часто держала на коленях…

– Руби! – умоляюще простонал Митридат.

В странном оцепенении амазонка стояла без движения, ошалело переводя взгляд затуманенных глаз с меча в руке на коленопреклоненного царя.

Загрохотали тяжелые, подбитые медью сапоги, и в Митридатовы покои вбежал старший телохранитель Битоит, начальник отряда галатов. Он хромал, лицо было перекошено, повязка на руке набухла свежей кровью.

– Не мешай моей жене исполнять мою волю, – не вставая бросил монарх. – Моя жизнь завершилась. Не стой на пути богов, храбрый кельт.

Тот потрясенно помотал головой и вдруг выкрикнул:

– Нет, государь! Ради Тараниса и Луга – нет![16] Я не допущу, чтобы столь великий царь умер от руки бабы!!!

И Битоит выхватил меч… Парфянская сталь, описав сверкающий полукруг, опустилась на бычью шею Митридата. Миг – и царская голова покатилась по мозаичному полу, могучее тело грузно осело и повалилось навзничь, орошая алой кровью изображения кентавров и грифонов.