Русский с «Титаника»

– Дальше? – Гомбовский в ярости сжал кулаки. – Господин старший лейтенант забрал карту и все бумаги с материалами исследований и просто бросил его умирать в каком-то стойбище. Да вот просчитался барон. Наш товарищ прожил еще достаточно долго, чтобы добраться до людей и сообщить в Комитет о золоте и о Нольде. Оттого только этого немецкого выродка не прикончили сразу.

– Вот как? Ты, значит, хочешь вернуть похищенное у твоего товарища?

(Да все ясно, кто убийца. Гомбовский захотел украсть бумаги барона и не мог отказаться от мысли лично отомстить за соратника.)

– Не обо мне речь, Туз. – Собеседник зловеще улыбнулся. – Комитет, если хочешь знать, уже два с лишним года как вынес ему приговор за то, что он творил в Эстляндии в девятьсот седьмом. А, ты же не знаешь… Вернулся он из Японии, когда революция уже была подавлена, но бои кое-где еще шли. Пока Нольде сидел в плену, добрые крестьяне сожгли его мызу, видать, вспомнив все добро, что сделали им его предки… Чертовы остзейские немчики! – выругался он. – Слушай дальше, барон сколотил из матросни, из самого отребья, карательный отряд и взялся умиротворять родной край. Убивал, вешал, жег… Как и все баре. Но отличался уж каким-то особым зверством. Было у него одно излюбленное развлечение. Он расстреливал целые семьи, но не всех. Убивал только молодых, даже совсем детей, а стариков щадил…

– Не может быть! – невольно воскликнул Юрий, подавшись вперед.

– Говорю, что знаю от тех, кто чудом тогда уцелел! – бросил Гомбовский. – Он говорил, что убить еще и их было бы непозволительным милосердием.

Дальше, – продолжил Витольд, – слухи о его подвигах просочились в общество. И даже Анненский, наш великий поэт и жрец чистого искусства (презрительная усмешка), стихи об этом написал. «Старые чухонки», не слышал?

Стряпчий лишь качнул головой.

– Вот так… А когда это все дошло до верхов, а наши генералы с адмиралами публика брезгливая, даже они не подают руки жандармам. Если уж Преображенский полк отказался расстреливать восставшую Пресню, наплевав на царский приказ! И ведь не революционеры с разночинцами, а дворяне столбовые! А уж тут свой замарался по доброй воле… В общем, Нольде дали Станислава третьей степени, самый низший, как ты знаешь, орден, отказали в очередном производстве в чин, к чему-то придравшись, и вместо Гвардейского экипажа ему пришлось перевестись в Сибирскую флотилию, где он и попал в экспедицию. Хотя и на Дальнем Востоке барон не ужился, ушел в отставку и уехал за границу. Когда же вернулся… В общем, товарищи решили, что сперва нужно добыть карту Богоявленского. Боевая организация планировала похитить этого мерзавца и хорошенько расспросить. – Гримаса неподдельной злобы исказила его лицо. – Однако этот тип опять куда-то исчез из Петербурга. Объявился он около полугода назад с этим своим прожэктом, о котором везде много говорил. Узнав, что он собирается в Америку, мы через своего человека в пароходной конторе подсунули ему билет на «Титаник», куда меня как раз перевели. Я должен был проследить за ним в плавании и передать с рук на руки боевой дружине уже в Нью-Йорке.

Это золото принадлежит народу России, – с неподдельным пафосом высказался Гомбовский, завершая рассказ. – Ты можешь… нет, ты должен помочь! И партии социалистов-революционеров, твоей партии, и русскому народу…

(Юрий было подумал, что в пресловутую партию его так и не приняли, не успели.)

– Или ты забыл те самые плети и тюрьму? Золото – это оружие, это подпольные типографии, это, в конце концов, деньги на подкуп чиновников и жандармов. Ну, даже если ты теперь стряпчий, отчего бы тебе не стать поверенным в наших делах? Ведь ты знаешь наверняка многие входы-выходы в Петербурге, ты знаком со многими коммерсантами, что заинтересуются вложить деньги в подобное дело. Да и у нас найдутся такие люди. Будет какое-нибудь товарищество золотых приисков Северо-Востока Сибири…

Тут Ростовцева внезапно разобрал смех.

– Туз, что с тобой? – не иначе эсер решил, что его бывший товарищ слегка повредился рассудком от удара.

– От кого другого, но от тебя такое слышать. Золото принадлежит народу, скажите на милость! – саркастически бросил Ростовцев. – А по мне, не все ли равно, будут грабить богатства русского Севера иностранцы или доморощенные хищники? Я-то купцов наших, тут ты прав, знаю как облупленных. Что и говорить, и в самом деле афера века!

– Ты говоришь как эсдек из секты Ленина! – раздраженно фыркнул поляк. Кто такой Ленин, Юрий не мог припомнить, но, видать, чем-то эсдеки Вацеку насолили.

Купцы они купцам рознь! – добавил он. – Есть и те, кто готов помочь делу освобождения России, вспомни хоть Шмидта, хоть Савву Морозова.

– Стало быть, ты мне предлагаешь поступить под начало к тебе, как встарь?

– Не ко мне! К партии социалистов-революционеров…

– Ах, так! А много ли народу знает о сем деле… в… партии?

В конце концов, если вдруг убийца все-же не Вацек – откуда-то же убийцы узнали о россыпях? Сведения ведь вполне могли уйти и через эсеров.