Русский самородок. Повесть о Сытине

Ценитель способных работников, Иван Дмитриевич придерживал около издательства деятельного Петрова, остроумного, резкого, хотя и не без демагогии, журналиста-публициста.

В 1904 году Петров поехал на Дальний Восток. С дороги он писал Сытину:

«Дорогой Иван Дмитриевич!

Ну и путешествие! Сначала пять дней болота, потом пять дней лес, наконец десять дней по сторонам две стены холмов. Ни людей, ни строений. И какого черта несет на край света? Тут у себя сто Японии и Корей пустует. Сибирские города – именно, сибирские. Мостовых не знают. В Иркутске одна улица мощеная, да и по той иркутяне не любят ездить. Всюду грязь или пыль. Грязь непроходимая. Море грязи.

В Чите песок. Весь город закрыт вуалью из пыли. Домишки деревянные. Разбросаны. Ничего нет. Едва нашел банку чернил. Подвозу из России нет. Все втридорога.

Частные телеграммы берут с трудом. Первого сентября моей жене перешлите 1500 рублей.

Всей Вашей семье и Вам привет. Уехал ли Благов отдохнуть? Распорядитесь с 1 сентября один экземпляр „Русского слова“ откладывать для меня в Москве.

Сердечный привет.

Чита.

Г. Петров».

Дорошевича в письме Петров не замечает, игнорирует. Дружба между двумя фельетонистами не получается. Но один другому не мешает. В «Русском слове» и в книжном издательстве у Сытина всем места хватает. У Дорошевича – в один год двенадцатитомное сочинение, и отдельные издания, и дорого, десятками тысяч рублей, оплачивается его должность в редакции. В Москве суетливая, трудоемкая, но все же блестящая жизнь. Известность. Слава… В Петербурге – столице империи – на Каменноостровском у Дорошевича своя роскошная дача по соседству с министерскими и княжескими особняками…

И Петрову не хочется отставать от своего литературного соперника. Нажимает на издателя, убеждает его, что он как писатель выше Данченко и Серафимовича (о Дорошевиче помалкивает), что его надо печатать, печатать, платить и платить. И Сытин безотказен: книжка за книжкой, тридцать – сорок тощих, простонародных, дешевых книжек в год. И книга за книгой – три толстых, рублевых со статьями для интеллигентной публики: «Под чужим окном», «У пустого колодца» и «Наши пролежни».

Славой и средствами не обижен Петров. Вернулся с востока, поехал на запад. И вот он уже в Италии. Из Италии перекочевывает в Швейцарию и оттуда не дает покоя благосклонному издателю, осаждает его письмами, просьбами:

«Многоуважаемый Иван Дмитриевич!

Был у меня в Италии А. В. Руманов и говорил, как Вы внимательно отнеслись к моему брату. Спасибо большое. Но прошу быть осторожнее, без моего сообщения денег ему не давать. Сколько на него ушло тысяч, – я и счет потерял… Здесь, в Италии, чуть не даром подвернулась виллочка с виноградником на самом берегу моря. Купил в рассрочку. Часть уже дал, часть в октябре, последнее в марте.

Я просил выслать мне отчет по книгам с первого января. Я еще не получил. Может быть, впрочем, его послали в Италию, а я сейчас в Цюрихе, в Швейцарии. Привез сюда в гимназию сына…

По получении этого письма, попрошу Вас перевести почтой, но не замедля, тысячу франков директору гимназии Леммелю.

Как Вы поживаете? Сердечный привет Вашим, Федору Ивановичу и Василию Ивановичу Данченко.

Ваш Г. Петров».

Никакие часто возникавшие между ними недоразумения и капризы самовлюбленного Григория Петрова не поколебали отношений между ним и Сытиным.