Русский щит

В овраге, возле незамерзающего светлого ручья, стояла деревянная рубленая часовенка, и место это почиталось святым. При часовне жил монах с непонятным именем Имормыж, могучий бородатый детина, носивший круглый год – и в мороз и в летний зной – черную суконную рясу.

Два рослых молодых послушника вели нехитрое хозяйство: кололи дрова, варили кашу, деревянными лопатами отбрасывали снег от часовенки и бревенчатой кельи, поставленной неподалеку от нее.

В свою келью монах Имормыж допускал немногих. Но случалось, странники не выходили из кельи по дню, по два. Может, молились в уединении, а может, просто отлеживались в тепле, отдыхая после трудного пути по лесным чащобам. Мало кто замечал их долгое отсутствие: пришлые люди в овраге обычно не задерживались. Помолятся в часовне, наберут в скляницу святой водицы, если дело к вечеру – поставят шалаш-однодневку, переночуют – и уйдут, куда кому надобно.

А о том, что Имормыж и не монах вовсе, а особо доверенный человек воеводы Ивана Федоровича, знали совсем немногие. В келью вел из усадьбы тайный подземный ход, прорытый много лет назад, когда еще покойный великий князь Александр Ярославич Невский отсиживался в Переяславле после ссоры с новгородцами.

Давно это было. Кто и слышал о подземном ходе, давно забыл. Но вернулся князь Дмитрий Александрович, а с ним боярин Антоний, великий умелец на тайные дела, и о подземном ходе к оврагу вспомнили опять. Престарелого монаха, хранителя часовенки, повелением князя отправили на теплое житье в монастырь. В келье поселился Имормыж и послушники, тоже не духовного чина люди, а доверенные дружинники переяславского князя.

Боярин Антоний, возвратившись из Новгорода, разослал своих людей по многим городам: в стольный Владимир, в Тверь, в Кострому, в порубежный Псков. Даже в ордынскую столицу Сарай поехали его люди – с торговым караваном, в обличье купцов.

Покинули гостеприимный Переяславль и Прошка с Акимкой. Послал их Антоний обратно в Новгород, наказав так же верно служить князю Дмитрию Александровичу, как служили раньше.

Перед отъездом боярин вручил Прошке тяжелый кисет с серебряными гривнами. Из кузнеца должен был Прошка превратиться в торгового человека, возить кузнецкий товар по городам и волостям. Для того и были даны ему серебряные гривны.

Акимке было назначено состоять при Прошке подручным, привозить грамоты в Переяславль, когда нужда случится. Лучшего гонца и искать не приходилось: силен, храбр, верен.

Указали Прошке и Акимке тропу к оврагу за воеводской усадьбой, сказали тайное слово, по которому узнает их Имормыж, и благословили в дорогу…

Дмитрий Александрович жил в Переяславле тихо, неприметно. Обычаи у себя в хоромах завел древние, из Мономаховых времен. Вставал до солнца, по-хозяйски обходил погреба, медуши, скотницы, подолгу задерживался на конюшне – лошадей молодой князь любил. Потом садился думать с боярами о делах, творил суд горожанам и смердам из волостей. К полудню ложился спать. Часто парился в дровяной бане с квасом и березовым прутьем.

Боярин Антоний, тоже любитель банной утехи, припоминал к случаю слова апостола Андрея, сказанные им в Риме на удивленье тамошним жителям: «Русские люди бьют сами себя, и до того добьют, что станут еле живы, и обливаются водой студеной, и тако оживают. Творят же сие в бане, нещадно натопленной, не мучимы никем, но сами себя мучают, а мнят то не мученьем, а омовеньем тела…»

Дмитрий весело смеялся этим словам. Для русского человека баня – благодать, все здоровье – от бани.

Соглядатаи великого князя Ярослава Ярославича, подосланные в Переяславль, сообщали: князь Дмитрий весел, смирился, видно, с потерей Новгорода. Но вестей из Переяславского княжества приходило к великому князю немного. Крепкие заставы на границах, поставленные большим воеводой Иваном Федоровичем, хватали подозрительных странников и, окружив стражей, везли для расспроса в Переяславль. Под кнутом те рассказывали о делах великого князя больше, чем сами успевали узнать о Дмитрии.

Исподволь, прикрываясь утренними морозами и неожиданными снегопадами, подбиралась весна. Потемнел лед на Плещеевом озере. Сторожевые ратники на стенах, обогретые ласковым весенним солнцем, сидели днем в одних кафтанах. Начал обтаивать снег вокруг Спасо-Преображенского собора. Под кровлями изб повисли сосульки. Разъехались по своим вотчинам переяславские бояре: весной не бывает войны, замирает она до летнего зноя, просушивавшего дороги.

Но так же, как зимой, воинские умельцы-дружинники с утра до вечера обучали на поле за рекой Трубеж новонабранное войско. Тяжело ступая по мокрому снегу, выставив копья, шагали рядами пешцы. Лучники метали стрелы в большой деревянный круг, повешенный на шесте. Конные дружинники лихо рубились тупыми мечами, норовя выбить противника из седла.

Переяславское воинство готовилось к будущим боям.