Русский щит

Посадский и тысяцкий вышли, недоуменно переглядываясь, так и не решив, понял ли князь их намек…

2

Большой совет собрался в архиепископских покоях при Софийском соборе. Узорные изразцы печей пыхали жаром — владыка Спиридон любил тепло. Бояре изнемогали от духоты, но не снимали богатых шуб — блюли свое боярское достоинство.

Кончанские старосты, хозяева четырех «концов» Великого Новгорода, были одеты попроще: суконные кафтаны, штаны, заправленные в высокие сапоги, наборные серебряные пояса.

Из уличных старост на совет званы были только немногие, самые уважаемые: Федор Путятич и Василий Засека, ходившие в прошлые года с князем Ярославом в Киев, да Глеб со Щитной улицы. Стояли старосты тихо, скромно, но бояре поглядывали на них с опаской. Между господой все было обговорено заранее, а эти, уличные, еще неизвестно на какую сторону встанут. Это здесь, в архиепископских покоях, их голос не больно слышен, а ну как после к вечу воззовут?! Хлопот не оберешься…

Уличные старосты, чувствуя косые взгляды бояр, остановились поодаль от архиепископского кресла. Помалкивали. Но видно было, что цену себе знают. За каждым две, а то и три сотни молодцов, которые в случае чего все вече перевернуть могли. Бывало так, прости господи грехи наши, неоднократно…

Вошел архиепископ Спиридон, высокий старец с желтым усохшим лицом. Сел в кресло под образами. Цепкие худые руки, вот уже девятый год крепко державшие буйный Новгород, неподвижно лежали на резных ручках кресла. Золотой крест на груди владыки не шелохнется — будто и не дышит архиепископ, погрузившись в думы.

Вошел князь Ярослав Всеволодович. Бояре поднялись с лавок, разом поклонились. Князь принял благословение от владыки, стал рядом с его креслом. В полном ратном доспехе, с мечом предков своих — первых Рюриковичей, высокий и крепкий. Бояре смотрели на него с надеждой и с опаской одновременно. Что и говорить, в тревожное время любо иметь такого удалого князя! Но и перечить ему трудно — страшен Ярослав Всеволодович во гневе. А не перечить нельзя, не всегда сходится княжеская дорога с боярской, а ныне бы точно разошлась, если бы заговорил князь о походе на Сить. Бояре знали, что Ярослав Всеволодович держит великокняжеского гонца на своем дворе.

Владыка Спиридон открыл большой совет. По обычаю, первым заговорил князь Ярослав. Он горячо убеждал бояр:

— Долго думать тут нечего! Надо посылать полки новгородские к Сити-реке, на подмогу великому князю Юрию Всеволодовичу. Дело общее, великое, зазорно Господину Великому Новгороду оставаться в стороне. Не на своих братьев единоверных, единокровных меч поднимаем, а на татар-язычников, христианской веры хулителей!

Владыка Спиридон согласно кивал, слушая богоугодные слова. Биться с иноверными, язычниками — что почетней для христианина? Глядя на архиепископа, не перечили открыто и бояре.

Посадник Степан Твердиславич с беспокойством поглядывал на Спиридона: «Чего ж молчит владыка? Ведь обо всем договорились! Неужто передумал?!»

Но посадник беспокоился напрасно. Когда князь Ярослав Всеволодович закончил свою речь, прослезившийся было владыка спокойно вытер тряпицей глаза, проговорил рассудительно:

— На святое дело зовет князь Ярослав, на святое. Но я, пастырь Господина Великого Новгорода, и о своей пастве позаботиться должен. Пусть скажут бояре, безопасно ли посылать новгородские полки в этакую даль, не останется ли паства моя без защиты…

Бояре только того и ждали, наперебой заговорили, что воинство царя Батыги уже подступает к новгородским рубежам, что время пришло высылать крепкие сторожевые заставы на Селигерский путь, готовить город к осаде, ратников на стены поставить.

— И вотчины наши не грех воинством оборонить, — вставил свое веское слово посадник. — В вотчинах богатство новгородское, в вотчинах…

Тысяцкий, загибая пальцы, считал, сколько воинов потребуется в заставы на Селигерском пути, сколько на стены, сколько по волостям, сколько в запасе держать — без запасной силы некрепка рать. Выходило, что и посылать-то на Сить некого, все люди нужны дома…

В одном пошли бояре на уступку князю Ярославу: разрешили собирать охочих людей, кои сами пожелают идти на подмогу великому князю. Пусть Ярослав Всеволодович даст этим людям оружие и воевод. Владыка поход их благословит…

Уличные старосты молчали, пока бояре спорили с князем. Так и ушли, не проронив ни слова. По душе или нет было им окончательное решение — оставалось только гадать. Посадник Степан Твердиславич и тысяцкий Никита Петрилович долго шептались наедине, придумывая, как поступить с уличными. И придумали.

На следующий день к городищу, где стоял княжеский двор, начали собираться охочие люди. Их оказалось немного: накануне по улицам до позднего вечера бегали боярские подручные — ключники, тиуны, холопы, — мутили народ страшными слухами, отговаривали:

— На верную смерть идете…

— Необорима сила татарская, на одного — тысяча, на двоих — тьма…

— Сгинул уже, сказывают, князь-то великий в лесах, воинство его все полегло…

— О дворах своих подумайте, люди! На кого бросаете?..