Русский шейх

– С юристами? – засмеялась она. – Какими? Теми, кто знает международные нормы? Так вот те тебе скажут, что ты нарушаешь права человека на свободу. Не бери на себя грех, отпусти. Пожалуйста, сынок. Впрочем, тебе решать, – закивала она. – Я не вправе тебе указывать. Как я и была бесправным подобием человека, так и осталась. Даже с сыном шейхом, – пожала плечами. – Для меня сейчас главное одно – чтобы у меня была возможность с тобой общаться, обнимать тебя, целовать. Хоть ты и взрослый мужчина, я вижу в тебе малыша, которому один раз попыталась сказать правду. Но ты был настолько мал, что и не понял меня. Возможно ты и не помнишь этого момента, – снова она заплакала.

– Я помню, – кивал. – Мне все время казалось, что это сон. Точнее мне это часто снилось. А сейчас я понимаю, что снилось оно мне не просто так…

* * *

– Привет, – услышал он женский голос за спиной.

Повернувшись, посмотрел на укутанную в чадру женщину.

– Привет, – ответил ей.

– Ты Рашид? – ее покрасневшие глаза выдавала то, что она недавно плакала.

– Да. А кто ты?

– Я… – не успела она договорить, как послышался голос его отца.

– Рашид! Иди сюда! – подошел к сыну, схватил за руку и повел прочь. – Не приближайся к нему! – бросил колкую фразу ей.

– Папа, а кто это?

– Это… это женщина живет здесь. Она никто…

Глава 14

Она никто… Как папа мог такое сказать? Как она может быть никем? Она же вынашивала меня в утробе девять месяцев, родила в муках. Она моя мама. Как он мог сказать, что моя мама никто? А кто же тогда моя бабушка, которая родила его? Тоже никто? Как он мог со мной так поступить? Он лишил меня матери, самого дорогого человека в жизни каждого.

Сидя рядом с матушкой, чувствовал сильнейший разрыв шаблонов, что были в голове. От такого можно и с ума сойти или откинуться от инфаркта. Сердце тарабанило в груди. Я метался, метался в своих мыслях. Душа болела, изнывала. Мне 30, а чувствую себя маленьким испуганным мальчишкой, загнанным в угол обстоятельствами.

Что мне делать? Я хочу дать матери все, что у нас отняли. Я не хочу ее разочаровывать. И единственное, как я могу хотя бы отчасти компенсировать ее страдания, это закрыть гарем, отпустить невольниц. Но хуже всего то, что отпустить нужно именно Софью. На остальных мне плевать. Мама знает, что я влюблен в нее. Видно, то же самое было и у отца к маме. Он любил ее… а потом… потом отнял ее ребенка.

Неужели я буду таким же жестоким? Впрочем, разве я был мягче? Я же клеймировал Софью и других наложниц. Конечно не собственными руками, а руками моих людей. Но приказ-то отдавал я… Так, должно быть, поступал и отец. Он же научил меня…

– Мама, у тебя есть татуировки? – спросил дрожащим голосом.

Про проколотые части тела и клеймо я даже боялся спрашивать.

Она закрыла глаза, слезы покрыли все ее лицо.

– Есть. Несколько. Есть пирсинг, есть клеймо. Есть шрамы от ударов плетью… Но это было еще до того, как я познакомилась с твоим отцом. Они меня подавили, чтобы перед ним я была безропотной ланью. Твой отец заботился обо мне, он любил меня… Но его мать запретила ему. Она приказала забрать нашего ребенка. Я до сих пор помню наш последний разговор по душам. Тогда-то все и изменилось.

* * *

– Амина, ты не представляешь, как я тебя люблю… Но свой народ и семью я люблю больше, – погладил он лежащую на родильной кушетке роженицу, которая не очень понимала смысла его слов.

Светлана только десять минут назад родила сына, ее накрыла эйфория счастья после того, как боли ослабли и малыш появился на счет. Поцеловав ее в щеку, шейх обошел вокруг кушетку. Младенец причмокивал грудь, все время роняя сосок. Молодой отец зыркнул на акушерку, давая невербально ей команду забрать ребенка.

– Дайте мне его, его нужно помыть и проверить, – произнесла она неуверенно.