Русский Шерлок Холмс. История русской полиции

Поскольку те самые слухи, кружившие там и сям, касались наследства Бутурлина-старшего, начальник Петербургской сыскной полиции Филиппов решил узнать, в чем тут дело. Выяснилось: наследство Бутурлина-старшего в случае его смерти будет представлять собой «майорат», то есть неделимое имущество, целиком переходящее к старшему в роду. А наследство было немаленькое: значительное состояние, огромное имение под Вильно, несколько особняков в Петербурге, настоящих дворцов (один из них возведен знаменитым строителем Исаакиевского собора Монферраном). Старшим в роду считался покойный поручик Бутурлин, а не окажись его в живых после смерти отца – маленький сын Обриена де Ласси…

Тут уж все ниточки сходились… Де Ласси и Панченко арестовали. С разрешения семьи вскрыли семейный склеп Бутурлиных и провели вскрытие тела поручика. К разочарованию сыщиков, не обнаружилось следов чумы или какого-нибудь яда – по заключению медиков, причиной смерти стало заражение крови.

Тем не менее обоих подозреваемых не выпустили и продолжали допрашивать. Обриен де Ласси категорически не признавал за собой какой бы то ни было вины, твердя: то, что он привел к родственнику Панченко, преступлением не является (в чем был совершенно прав). Панченко поначалу тоже все отрицал, но потом, будучи человеком нервным и дерганым (и не получая никаких известий от своей любовницы, которую обожал прямо-таки патологически, понял, что она его вычеркнула из своей жизни), дал подробные показания.

Обриен де Ласси, наслышанный о скверной репутации Панченко, без церемоний предложил ему пять тысяч рублей за устранение Бутурлина, стоявшего меж его сыном и немаленьким наследством. Панченко, также без церемоний, согласился. Сначала он хотел ввести Бутурлину чумные бациллы, для чего и украл пробирку, но, будучи опытным врачом, понял, что на вскрытии это может обнаружиться. Он пошел другим путем: постоянно делая поручику уколы, все сильнее загрязнял иглу шприца, пока у Бутурлина не началось заражение крови… За три дня до смерти Бутурлина он послал де Ласси телеграмму: «Все кончено, когда расчет». Проверили на телеграфе – была такая телеграмма…

Судебный процесс был громким. Де Ласси получил бессрочную каторгу, а Панченко – пятнадцать лет каторжных работ. На гораздо более мягкий, чем сообщнику, приговор Панченко повлияли, изволите ли видеть, романтические обстоятельства… В свою любовницу Муравьеву он был влюблен так, что это носило признаки какой-то психопатии. Отдавал ей каждый заработанный рубль, а та обращалась с ним довольно-таки жестоко и, когда, по ее мнению, любовник приносил мало денег, била и выбрасывала на улицу. Кошко полагал, что именно эта «р-романтика» и смягчила чуточку судей.

Теперь – о дальнейшей судьбе Кошко. Как уже мимоходом упоминалось, в 1914 году он стал начальником всей сыскной полиции Российской империи. При этом произошел чуточку анекдотический случай: Кошко неожиданно узнал, что на него давненько заведено дело в Московском охранном отделении: досье ему показал товарищ министра внутренних дел Джунковский. В свое время Кошко по просьбе Московского университета прочел курс лекций студентам-юристам, и какой-то «доброжелатель» наклепал, будто Кошко ведет со студентами «странные» беседы, критикуя политический сыск. Тогдашний директор Департамента полиции Белецкий распорядился установить за Кошко негласный надзор, вскрывать и копировать его частную переписку. Однако ни малейшего компромата накопать не удалось, чистой правдой было то, что Кошко потом писал о себе: «Служил не за страх, а за совесть, в частной жизни романов не заводил».

В феврале 1917-го все рухнуло. Штатский генерал и глава сыскной полиции империи оказался безработным. Как уже говорилось, из тюрем и с каторги были освобождены все без исключения уголовники. Кошко иронизировал в своей книге: «Двери тюрьмы широко раскрылись для выпуска из тюремных недр всякого мазурья и помещения туда нашего брата».

Пожалуй, теперь стоит привести и статистику преступлений. За март-август 1916 года в Москве было совершено 3618 преступлений, а за тот же период 1917 года, когда на свободе оказались все до единого уголовники, – 20 268. Число убийств увеличилось в 10 раз, грабежей – в 14 (опять-таки в первую очередь для сведения почитателей Временного правительства).

А ведь в 1913 году на Международном съезде криминалистов русская сыскная полиция была признана лучшей в мире по раскрываемости преступлений…