Русский след Трампа. Директор ФБР свидетельствует

Я начал свой ответ с того, что поблагодарил ее за этот вопрос. «Это хороший вопрос», — сказал я, — «но я ни минуту не могу над ним размышлять. Потому что дальше по этому пути лежит смерть ФБР, как независимой силы в американской жизни. Если мы начнем принимать решения основываясь на том, на чью политическую судьбу они повлияют, мы проиграем».

Другими словами, если мы в ФБР начали бы думать так, как все другие сторонники партий в Вашингтоне — что хорошо для моей «стороны», или чьему политическому будущему мы можем помочь или навредить — то у ФБР больше не было бы, и оно больше не заслуживало бы общественного доверия. Водоем был бы пуст.

Я дал указание команде рассказать старшим сотрудникам Минюста, что я считаю своим долгом проинформировать Конгресс, что мы возобновляем расследование. Я скажу как можно меньше, но ФБР должно говорить. Я сказал, что был бы рад обсудить эту тему с генеральным прокурором и заместителем генерального прокурора. Я не уверен точно, почему открыл им эту дверь, чего не сделал в июле. Думаю, отчасти это была человеческая реакция; я получил огромный шквал критики за вымораживание их в июле. Отчасти это было еще и потому, что я считал, что они увидят проблему так, как видел ее я, и поддержат меня в том, что должно было стать жестокой ситуацией. В конце концов, генеральный прокурор дал в июле публичные показания, что расследование электронной почты было проведено хорошо и полностью. Теперь ее собственные прокуроры запрашивали ордер на обыск. Несомненно, она увидит, что сокрытие этого будет нечестным и катастрофическим для Министерства юстиции. Но через своих сотрудников Линч и Йейтс передали, что считают это плохой идеей, что они не советуют этого делать, но это мое решение, и они не видят необходимости говорить со мной об этом. Они не отдавали мне приказ не делать этого, приказ, которому я бы подчинился.

Они не хотели выбирать дверь: «Скажи» или «Утаи»?

Получив этот ответ, я некоторое время подумывал над тем, чтобы сообщить им, что решил не говорить Конгрессу, просто чтобы посмотреть, что они станут делать, если я переложу ответственность полностью на них, но решил, что это было бы трусливо и глупо. Снова моей ответственностью стало принять удар. Я сказал «Полугодовой команде» дать Минюсту шанс просмотреть проект моего письма Конгрессу и предложить какие-либо изменения. Они воспользовались этой возможностью и, не отменяя своего совета мне не делать этого, внесли кое-какие полезные предложения в отношении того, как описать происходящее, всего лишь несколько фраз.

Пятничным утром 28 октября, в день, который, как ни странно, застрял у меня в голове как тридцать девятая годовщина нападения Насильника Рамси, я направил письмо председателям и высокопоставленным сотрудникам каждого из комитетов, которым Бюро предоставляло информацию на волне «окончания» расследования в отношении электронной почты Клинтон. Как и в июле, я снова разослал электронные письма всему персоналу ФБР на предмет происходящего:

Всем:

Этим утром я направил в Конгресс письмо в связи с расследованием в отношении электронной почты госсекретаря Клинтон. Вчера следственная группа проинформировала меня о своей рекомендации запросить доступ к электронным письмам, недавно обнаруженным в несвязанном деле. Так как те электронные письма кажутся актуальными для нашего расследования, я согласился, что нам следует предпринять надлежащие меры, чтобы получить и просмотреть их. Конечно, обычно мы не рассказываем Конгрессу о ведущихся расследованиях, но в данном случае я чувствую обязанность сделать это, учитывая, что я неоднократно за прошедшие месяцы давал показания, что наше расследование завершено. Я также думаю, что это было бы введением в заблуждение американского народа, если бы мы не дополнили отчет. Однако, в то же самое время, учитывая, что мы не знаем значимость этой вновь обнаруженной подборки электронных писем, я не хочу создавать ложного впечатления. В попытке сохранить этот баланс, в коротком письме и в разгар предвыборной кампании, существует значительный риск быть неправильно понятым, но я хотел, чтобы вы услышали об этом непосредственно от меня.

Мое письмо Конгрессу оказалось в прессе примерно через десять минут, что для Вашингтона было примерно на девять минут позже, чем я ожидал. И мой мир снова загорелся.