Более сложным был вопрос, стоило ли в пылу президентской кампании рассказать американскому народу больше об общих российских усилиях повлиять на выборы. Президент Обама и его команда по национальной безопасности весь август и весь сентябрь бились над этим вопросом. На одной из встреч с президентом мы обсуждали, имело ли смысл сделать своего рода общественную «прививку». То есть, вооружив американцев знанием о враждебных усилиях повлиять на принятие ими решения во время голосования, мы могли помочь смягчить это влияние. Я сказал, что устал быть парнем на трибуне со скандальными новостями — особенно после того избиения, которому подвергся после сделанного 5 июля заявления — но в этом случае был готов стать голосом, в отсутствие каких-либо альтернатив. Я также признался президенту, что попытка сделать прививку может случайно посодействовать достижению цели русских по подрыву уверенности в нашей избирательной системе. Если вы говорите американцам, что русские вмешиваются в выборы, не будет ли так, что вы просто сеете сомнения в итогах или даете одной из сторон обоснование их проигрыша? Это было очень непросто. Президент Обама четко видел эту дилемму и сказал, что полон решимости не помогать русским достичь их цели подорвать веру в наш процесс. Администрация продолжала обсуждать идею прививки и то, как она может выглядеть.
Спустя несколько дней, пока команда Обамы совещалась, как вариант я придумал идею представить «вакцинирующий голос», написав и поделившись с администрацией авторской статьей в газету под моим именем. В ней излагалось, что делают русские, публикуя похищенные электронные письма, делался акцент на хакерских атаках, направленных на базы данных избирателей штатов, и рассматривались эти действия в контексте исторических попыток нарушения выборов в России. Я планировал это как предупреждение американскому народу.
Но решения принято не было. Обсуждения команды Обамы как обычно были всесторонними, вдумчивыми и очень медленными. Я подозревал, что основным фактором в их обсуждениях было всеобщее мнение проводящих опросы общественности, что у Дональда Трампа нет шансов. Во время сентябрьской встречи по поводу российских попыток, вспоминаю, что Обама выразил уверенность в этом исходе, сказав о Путине: «Он поставил не на ту лошадку». Зачем рисковать подорвать веру в наш электоральный процесс, казалось, пришел он к выводу, когда российские попытки ничего не меняли? И зачем давать Дональду Трампу повод обвинить Обаму в запугивании американцев? Все равно он проиграет.
Наконец, месяц спустя, в начале октября, команда Обамы решила, что все-таки требуется какое-нибудь официальное заявление администрации. Его были готовы подписать директор национальной разведки Джим Клеппер и министр национальной безопасности Джей Джонсон. Руководящая группа ФБР и я решили, что для нас нет достаточных оснований, чтобы тоже подписать его. К тому времени в СМИ уже широко освещалась информация о российской кампании по влиянию на выборы. Источниками этих историй были выявлены многочисленные неназванные правительственные должностные лица. Видные законодатели делали заявления и рассказывали в интервью СМИ о российской кампании вмешательства. Сама кандидат Клинтон говорила о российских попытках избрать ее оппонента. Появление на веб-сайтах и в социальных сетях украденных электронных писем — включая ВикиЛикс и страницу в твиттере его основателя, Джулиана Ассанжа — широко и публично ассоциировалось с Россией. Учитывая все это, октябрьское заявление администрации в лучшем случае было незначительной добавкой к осведомленности общественности. Добавление имени ФБР ничего бы не изменило, и было несовместимо с тем, как мы надеялись действовать в канун выборов.
Несмотря на то, что могут говорить политики и эксперты, не существует письменных правил в отношении того, как ФБР и Министерство юстиции должны проводить расследования по мере приближения выборов. Но существует устойчивая норма, которой я всегда старался следовать: в предверии выборов мы должны стараться по возможности избегать каких-либо действий, которые могут повлиять на результаты выборов. В октябре 2016 года для ФБР не было веской причины говорить о русских и выборах. Американцы уже знали, что происходит, так что ФБР могло разумно избегать действовать.
Но «избегать действовать» было не вариантом, когда в октябре, спустя четыре месяца после того, как я объявил перед камерами, что ФБР провело тщательное расследование и закончило, ко мне в кабинет мощным и неожиданным образом вернулось расследование в отношении электронной почты Клинтон.