Русский со словарем

Люди, проживающие в лагере, называются “заключенными”. Техническое и разговорное сокращение: “з/к” – читай – зэ-ка́. В лагере, о котором идет речь, находилось в половине августа 40 года 650 “з/к” из города Пинска. Через несколько дней в тот же лагерь прибыла партия в 350 з/к из города Злочева из окрестностей Львова. Общее число з/к дошло до 1000. Все это были польские евреи. Поляков было среди них несколько десятков. Затем на разные должности в лагерь было переведено около 50 русских з/к. Личный состав лагеря: 1050 з/к. Это – лагерь средней величины: бывают меньше – и много больше.

Правда, у Солженицына есть примечание, что кто-то вроде слышал слово зэк еще в 1931 году.

Тем не менее, с бывшим зэком Френкелем и его остроумной придумкой, скорее всего, получился легкий анахронизм.

Единство времени

Как-то раз я смотрела телепередачу “Преступление в стиле модерн”, в которой историк Лев Лурье рассказывал об одном эпизоде российской истории начала XX века. Речь шла о конфликте полиции и жандармерии по поводу черносотенной организации “Союз русского народа”.

Герою этой истории, почти раскрывшему серию убийств сыщику Филиппову, жандармы велят прекратить расследование. И вот автор передачи говорит: “Возникает классический конфликт драматургии – конфликт между долгом и честью”.

Имеется в виду, что долг государственного служащего, состоящий в подчинении начальству, в данном случае желающему прикрыть дело против антисемитской организации, которую, как оказалось, само и поддерживало, вступает в противоречие с представлением Филиппова о личной чести. Но вот насчет классического конфликта драматургии автор слегка ошибся. На самом деле классический конфликт – не между долгом и честью, а между долгом и чувством.

Классицистическая трагедия строилась именно на таком конфликте. Так, в 1653 году во Франции была поставлена трагедия Пьера Корнеля “Сид”, действие которой происходит в средневековой Испании. В центре трагедии – любовь Родриго и его невесты Химены. Отцы влюбленных ссорятся, и Родриго должен вызвать на дуэль отца Химены. Сыновний долг вступает в противоречие с любовью. Родриго произносит монолог:

Пронзен нежданною стрелой,
Что в грудь мне бросил рок,
Мой яростный гонитель,
За дело правое я выступил как мститель,
Но горестно кляну удел неправый свой
И медлю, теша дух надеждою бесцельной
Стерпеть удар смертельный.
Не ждал я, близким счастьем ослеплен,
От злой судьбы измены,
Но тут родитель мой был оскорблен,
И оскорбил его отец Химены.

(Перевод Ю. Б. Корнеева)

Родриго убивает отца Химены, и теперь уже Химена разрывается между любовью и дочерним долгом. Долг здесь не противопоставлен чести, напротив, честь требует от человека, чтобы он выполнил свой долг, а поддаться чувству – значит преступить долг и тем самым поступиться честью.

Еще более наглядно реализуется конфликт чувства и долга в политической трагедии, где государственный или общественный деятель отказывается от любви во имя интересов государства, как в трагедиях Пьера Корнеля “Цинна” и “Гораций” на сюжеты из истории античного Рима.

Все это, конечно, имеет мало общего с конфликтом полиции и жандармерии.

Подмена, как это часто бывает, вызвана не только созвучием сочетаний конфликт между долгом и честью – конфликт между долгом и чувством. Здесь проговаривается подсознание российского интеллигента.