Эпидемия заимствований даже вызвала пародию. Саркастические выпады украинского писателя Ю. Герасименко в повести «Когда умирает бессмертный» (1964) насчет современных «аэлит» адресованы целой плеяде «последователей» Толстого. Повесть Л. Оношко «На оранжевой планете» (1959), не будь она на уровне макулатурных «Психомашин» и «Межпланетных путешественников» 20-х годов, сама могла бы быть принята за пародию на «Аэлиту» — настолько «добросовестно» перелицован в ней сюжет Толстого. Разве что действие перенесено на Венеру да Аэлита переименована в Ноэллу. А между тем эта нелепая книжонка была выпущена одним парижским издательством на фрацузском языке и создает за рубежом превратное представление о нашей научной фантастике.
Едва ли лучше заимствованы мотивы Толстого в повести К. Волкова «Марс пробуждается» (1961). Впрочем, флирт пылкой царицы Марса с землянином по безвкусице восходит, пожалуй, к более раннему источнику — марсианским романам Э. Берроуза. Первая фантастическая повесть Волкова «Звезда утренняя» (1957) обнаруживала хотя бы близость к беляевскому «Прыжку в ничто» (эпизоды на Венере).
Правда, Волков опирался и на некоторые научные сведения. В довольно давние времена обсуждался вопрос, как могла бы просигнализировать о себе марсианская цивилизация. Рассматривался такой вариант: марсиане могли бы начертать на поверхности своей планеты правильные геометрические фигуры. Язык геометрии везде должен быть понятен. И вот у Волкова марсиане подают о себе весть в виде перечеркнутой затухающей синусоиды. Советские ученые, конечно же, сразу догадываются и спешат на помощь. На Марсе космонавты попадают в плен, но революционная партия быстро их освобождает. Сперва все почти по Толстому, затем вторгается «современность»: космонавты крепятся, стараются не вмешиваться в чужие дела. Но обстоятельства в конце концов оказываются сильней и начинается фантасмагория в духе Берроуза: тайны, женщины, ужасы, бегство в подземных лабиринтах… Под конец автор героическим усилием приводит все это к «политически выдержанному» happy end. На таком же уровне «революционные» мотивы в «Гриаде» Колпакова и «На оражевой планете» Оношко.
Произведения на космическую тему наиболее наглядно демонстрируют, какие потери нес научно-фантастический роман, отступая на старые приключенческие позиции. Повинны в этом не только писатели, но также критики, рассматривавшие научную фантастику в одном ряду с приключенческо-географической и «шпионской» литературой как занимательное чтение для подростков. Сказывалось (и все еще сказывается) представление о научной фантастике, сложившееся по романам Жюля Верна. В силу исторических причин Верн объединил в созданном им жанре приключения, фантастику и популяризацию научных знаний. Много воды утекло с тех пор. Научная фантастика сильно изменилась, выделилась в самостоятельную отрасль художественной литературы. Но при известной нетребовательности читателя и критики халтурщики-приключенцы продолжают подгонять свои сочинения под гриф «НФ».
Великое Кольцо
«Туманность Андромеды» появилась в интересное и противоречивое время — на волне духовного и научно-индустриального подъема середины 50-х годов, после знаменательных Съездов Партии, когда страна, подытоживая пройденный путь побед, на котором были и трагические ошибки, жила обсуждением перспектив. Слово Коммунизм засверкало над миром вместе с первым советским спутником. Люди жадно потянулись к будущему.
Роман Ивана Ефремова ответил духу времени. Он стал поворотной вехой в истории советской научно-фантастической литературы. Годом его выхода в свет датируется начало самого плодотворного периода в нашей фантастике. Стало очевидно, что кризис научно-фантастического романа имел прямое отношение к бесконфликтности в литературе, прагматизму в прикладной науке, волюнтаризму в философских вопросах естествознания, затуханию разработки проблем коммунизма. Роман Ефремова положил конец теории предела. Неожиданное появление этой книги после длительного застоя подтвердило старую истину: новатора создают не только благоприятные обстоятельства, но и сопротивление неблагоприятным. «Туманность Андромеды» напомнила, что советская фантастика с самых своих предыстоков, начиная с Циолковского, вдохновлялась большими гуманистическими идеями, а не мелким техницизмом. В этом романе раскрылся весь ее опыт, все неиспользованные возможности.