Русский сыщик И. Д. Путилин т. 1

Прохоров-то сосед был. Мне все едино. Сходил позвал, и сели играть. И она с нами. Сперва в козла играли. Она так-то хохочет, потом и говорит: «Чтой-то у меня голова заболела. Поиграйте одни, я вам водочки принесу, а сама лягу». Слышишь! Вот шкура хитрая! Бой-баба была... Побежала это, принесла водки, огурцов, а сама за занавеску и легла, будто спит. Мы пить да играть. Спор подымем и опять играть... А она, подлая, я потом это узнал, тихонько встала, мешок вынула и шасть на свое дело. Только известно, баба. Несет мешок-то, а ей и тяжело, и страховато, с третьего этажа иттить надо. Мы в третьем этаже жили. Донесла донизу... только вдруг внизу кто-то дверью хлоп. Со двора, значит. Она испугалась, мешок-то бросила да наверх, опять за занавеску, и лежит... А мы все играем, и ништо нам невдомек. Спит баба и все! И вдруг... на лестнице крик, шум. Визжат, кричат и дверями хлопают. Мы карты прочь и на лестницу. «Што такое?» — «Убийство! Человек и без головы, и голова напрочь, и в мешке! Сичас полиция!» Я говорю: «Машка (так мою бабу звали), убивство!» А она: «Ах, как ты меня испугал! Я спала!» Слышишь? Ха-ха-ха!.. Шельма! Спустился я вниз, там околодок, дворники, лежит что-то рогожей накрыто, и не подпускают. Прохоров перепугался и хотел домой иттить — не пущают. «Не велено», — говорят. Мы и толчемся на лестнице, а моя Машка лежит себе и хоть бы што... Приехали тут и сыщики, и следователь. Осмотр делали, допросы... Почти до утра, а потом и пошли по квартирам осматривать да допрашивать. Агент-то, вишь, мою бабу напугал, поднялся на лестницу, наткнулся на мешок и крик поднял, — показал, что слыхал, как по лестнице вверх кто-то побежал. Ну, они и пошли кверху, в каждую то есть квартиру. Пришли и к нам. Баба моя встала, и зачали нас опрашивать, а агент все по квартире ходит да высматривает. Баба говорит, так и так: стряпала обед, вернулся муж, поели, спать легли, потом, как в карты играли и у ней голова заболела, и она спать легла. Больше, мол, ничего не знаю. И я то сказал, и Прохоров. Мы-то с ним хучь под присягу, потому и вправду ничего не знали. Они повернулись и пошли прочь. Только агент как закричит: «А это что?» Мы к нему, а он с фонариком светит и на пол кажет. На полу-то пятна и совсем подле двери. «Это что?» — «А это я тяпкой палец порубила», — говорит моя баба, а агент уже дрова прочь бросает да, словно ищейка по следу, так и дрожит весь. Как дрова разобрали, ан лужи крови. «Это что?» Тут баба моя в ноги — и повинилась...

Наступило молчание, потом дребезжащий голос произнес со вздохом:

— А скажи мне, я бы помог, и все было бы потиху.

* * *

— Баба-дура, известно, — проговорил сиплый голос. — Коли убил, никто не видел, так укрыть — пустое дело. Со мной раз было...

— Убил, што ли? — спросил дребезжащий голос.

— Убил, — нехотя ответил сиплый. — Да так, зря. Было это еще в Вяземской, в банном флигеле. Я там жил у Купороса. Солдат в отставке. И жил там Авдюшка хромой. Такой задорный мужичонка. Ну, вот и случилось... Весной было. Все на двор ушли, а я с Авдюшкой — в комнате. И не помню сейчас, из-за чего спор затеяли. Авдюшка меня хвать в ухо, а я его в грудь. Ён и покатись, да башкой об нары — и дух вон! Я, это, сейчас кровь-то заплевал да ногой затер, его — в охапку и будто веду. По дороге — Купорос. «Куда?» А на лестнице темно. «Пусти, — говорю, — вишь, Анучин натрескался, в Стеклянный веду». А кто Анучина знал, тому известно, что коли он с деньгой, значит, пьян... Вышел, это, вытащил его, прошел задами, да на извозчичий двор под колоды и кинул. Потом вернулся, поговорил с Купоросом, на двор пошел и — шабаш! Полиция потом нашла труп, дозналась, кто это, да так и отъехала...

* * *

— Что это? — тревожно сказал сиплый голос.

Сквозь шум дождя и ветра послышались крики.

— Заглянь!

Дверь отворилась, и с порывом ветра донесся какой-то беспокойный шум.

— Обход! — испуганно воскликнул дребезжащий голос.

— И то!

Они беспокойно вскочили на ноги.

Петра Гвоздева охватил страх. Он тоже вскочил и бросился к двери.

— Стой! Ты откуда! — раздался сиплый голос, и мощная рука схватила его за горло.

— Пусти! Я тут был, — прохрипел Гвоздев.

— А я спрашивал, так молчал?

— Спал... Не слышал...

— Небось! Что надо, все слышал, — произнес сиплый голос.

В тот же миг Гвоздев почувствовал острую боль в боку. Он вскрикнул и упал навзничь.

Две тени скользнули в дверях вагона и скрылись в темноте ненастной ночи.

* * *

Отряд городовых с околоточными, с помощником пристава и агентом медленно шли вдоль вагонов, заглядывая в каждый. Агент освещал внутренность вагона фонарем, и оттуда друг за другом извлекались ночлежники, мало-помалу образовывая изрядную толпу.

— Выходи! — крикнул агент, увидев лежащего Гвоздева.

Тот не шелохнулся.

— Что же ты? Слышишь?

Агент направил свет фонаря прямо на его лицо и тотчас обернулся к помощнику пристава.

— Зарезанный! Кровь, как из барана.

— Ну, вот и хлопоты... — недовольно сказал помощник пристава.

Однако перед смертью Гвоздев успел рассказать о ночном происшествии.

А. Ф. Кони ИВАН ДМИТРИЕВИЧ ПУТИЛИН