Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2

— Я никогда не лгал! — гордо ответил варшавский феодал.

— В таком случае... Я боюсь, что ваш сын действительно или уже погиб, или на краю гибели.

— Во имя Пречистой Девы, что означают ваши слова?! Вы что-нибудь знаете?

Как изменилось это холодное, надменное лицо! Сколько чисто отцовской любви и страха засветилось в его глазах!

— Знаю. Слушайте, граф.

Путилин шаг за шагом начал рассказывать ошеломленному графу о приезде Ракитина, о том, как этот человек умолял его спасти молодого человека.

— Это... Это правда?

Лицо графа было смертельно бледно. Пот проступил на лбу.

— Правда, граф.

Магнат оперся обеими руками на маленький золоченый столик.

— Так... так где же мой сын, ваше превосходительство? — с ужасом прошептал он.

— Вот для того, чтобы узнать это, я и приехал к вам в Варшаву. Как видите, ваше сиятельство, моя профессия не всегда заслуживает такого обидно-пренебрежительного отношения, каким вы одарили ее.

Граф, взволнованный, подошел к Путилину.

— Простите меня. Вы, как умный человек, отлично поймете чувства, которые обуревали меня. Я против этого брака. Кто может осудить меня за это? Разве не каждый отец относится ревниво к своему детищу?

— Простите, граф, теперь нам некогда говорить об этом, надо спасать вашего сына.

— Да-да! — рванулся польский магнат к своему врагу — начальнику русской сыскной полиции. — Теперь и я вас умоляю, спасите Болеслава! Я весь к вашим услугам. Угодно переехать из гостиницы в мой замок? Распоряжайтесь, как вам угодно.

— Благодарю вас, но как раз этого не надо делать. Если вам угодно, чтобы я спас вашего сына, — если только это не поздно, — я вас попрошу держать мой приезд в Варшаву в полной тайне. Я буду являться к вам, когда мне потребуется. Мой пароль: «Рго Christo morior» — «Умираю за Христа».

Путилин, сопровождаемый графом, направился к двери. В ту секунду, когда он взялся за дверную ручку, послышался голос:

— Libertas, serenissime?[3]

— Amen! — ответил граф. — Аминь!

Мгновенным движением Путилин прикрыл рукой свой орден.

Дверь отворилась, и на пороге показался упитанный патер, который громко по-польски обратился к магнату:

— Имею высокое счастье откланяться вашему ясновельможному сиятельству...

Глава 4 ТАЙНЫЙ ТРИБУНАЛ СВЯТЫХ ОТЦОВ

Смертный приговор

Низкая сырая комната со сводчатым потолком тонула в полумраке. В этой тьме скрывались очертания каких-то странных, непонятных предметов: высокой лестницы, жерновов, жаровен, колодок. Чем-то бесконечно унылым, страшным веяло от всей обстановки этого непонятного помещения.

Колеблющийся свет длинных толстых свечей, вставленных в высокие канделябры, бросал багровые блики на каменные стены, сводчатый потолок, с которого порой сбегали капли воды и падали со стуком на плиты комнаты.

За длинным столом, на котором горели эти странные свечи, сидело семь человек, все с характерными лицами иезуитов в обычных сутанах.

— Итак, — начал сидевший посередине стола высокий худощавый человек в фиолетовой сутане, к которому особенно почтительно относились остальные присутствовавшие, — сегодня нам предстоит, святые отцы, постановить окончательный приговор по делу молодого безумца.

— Так, так, — послышался ответ заседающих.

— Вы, конечно, все осведомлены о причине нашего конклава в этом печальном, но необходимом для пользы святой церкви месте? Вам известно со слов тайного донесения достопочтенного духовника графов Ржевусских о преступлении молодого графа? Bene. Теперь, стало быть, мы можем начать совещание. Я ставлю два вопроса: виновен ли безумец в преступлении, которое он собирается совершить, и если виновен, то к какому наказанию он за это должен быть присужден? Ваши аргументы, святые отцы.

— Виновен... Виновен... Виновен... — раздались голоса.

— Более мотивированно.

— Переход в лоно проклятой православной церкви... Поношение святой католической... Издевательства и насмешки над нами, скромными ее служителями. Это — maxima culpa[4], это измена Христу.

— И, взвесив все это, какое наказание?

Минуту в комнате со сводчатым потолком царило молчание.

— Mors... Смерть! — погребальным эхом пронеслось по помещению.

— Sic! Так. Но все это было против обвиняемого, не найдется ли голос и за него?

— Прошу благословения святых отцов, но я думаю, это наказание не соответствует преступлению, которое юноша собирается совершить.

— Как?! — в один голос воскликнули заседающие.

— Виноват, я не так сформулировал свою мысль, — смутился престарелый служитель. — Я хотел сказать, что тут молодость... Любовь... Легкомыслие... кроме того, ради высокочтимого графа Сигизмунда Ржевусского нам бы следовало пощадить жизнь его единственного сына. Он оказывал столько услуг нашей святой церкви.

— Ваши ответы? — обратился к святым отцам председательствующий.