Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2

— Отдавая должное любвеобильному сердцу моего сослужителя во Христе, я считаю, однако, необходимым резко разойтись с ним во мнениях, и вот по каким причинам, — послышался елейносладкий голос доносчика-предателя, исповедника N-ского костела. — Во-первых, в то политически смутное время, которое мы переживаем, нам нужны верные католики, а не перебежчики-ренегаты. Если сегодня ради прекрасных глаз москальки обвиняемый готов переменить религию, то... поручитесь ли вы, святые отцы, что завтра ради еще более прекрасной наружности новой еретички он не променяет и свою политическую веру, свои убеждения? Где же наш политический патриотизм?

— Верно, верно, — прокатилось под мрачными сводами.

— Я продолжаю. Во-вторых, допустим, юноша раскается... Ужас объял его душу... Он будет просить о помиловании, но... Откуда мы его выпустим? Это вы приняли в соображение? Разве это наше тайное прибежище под Вислой, где мы укрепляем веру и тайно собираемся для важнейших решений, уже не должно составлять величайшего секрета для наших врагов? А если выпущенный безумец граф предаст нас? В таком случае для чего было изобретать название «Unum est hoc iter ad mortem»[5]?

— Верно, верно! Смерть, смерть! — послышались теперь уже возбужденные голоса.

— Но какая?

— Я полагал бы... Мы думали бы... поцелуй бронзовой Девы!

Тот, кто заступился за обвиняемого, в ужасе закрыл лицо руками.

— Это чересчур жестоко... — еле слышно вылетело из-под капюшона.

— Приведите сюда обвиняемого! — бесстрастно отдал приказ старший из судей.

Прошло несколько минут. Где-то послышался резкий скрип двери, раздались гулкие шаги по каменным плитам перехода. Дверь в судилище распахнулась, и на пороге появилась высокая стройная фигура молодого человека.

— Потрудитесь приблизиться к столу, граф Болеслав Ржевусский! — сурово проговорил иезуит в фиолетовой рясе.

Голова молодого человека гордо откинулась назад, в глазах засверкало бешенство. Он сделал несколько шагов по направлению к своим судьям и резко спросил:

— Кто вы? На каком основании и по какому праву вы смеете мне приказывать? Честное слово, я начинаю думать, что имею дело с бандой каких-то негодяев!

— Вы слышите? — прошептал настоятель N-ского костела.

— Меня обманным путем по подложной записке залучают в пустынное место, хватают, везут и, точно преступника, заключают в каземат какого-то проклятого подземелья. Что вам надо от меня? Что должна означать вся эта подлая комедия? Если вам угодно денег, выкупа, извольте. Я вам их дам, подавитесь проклятым золотом, но потрудитесь немедленно меня освободить!

— Вы спрашиваете, кто мы. Мы — тайный трибунал, охраняющий высшие интересы святой церкви, — еще более сурово проговорил главный иезуит.

— Это что же такое? Вроде Совета десяти Великой святой инквизиции? — насмешливо спросил молодой граф.

Но помимо воли смертельная бледность покрыла его лицо.

— Вы можете богохульствовать. Перед смертью у вас еще хватит времени раскаяться в ваших страшных грехах.

— Перед... смертью⁹ — вздрогнул Ржевусский. — Вы шутите, святой отец?

— Увы, бедный безумец, мои уста еще никогда не произносили шуток. Мы обсудили ваше преступление. Оно ужасно. Вы изрекли ужасную хулу на церковь Нашим совместным решением вы приговариваетесь к смертной казни через поцелуй бронзовой Девы. Вы обручитесь с ней на вечную жизнь.

— Что?! — воскликнул молодой человек и пошатнулся.

Глава 5 ГЕРОИЧЕСКОЕ СРЕДСТВО

Письмо к настоятелю

Я провел первую ночь в Варшаве отвратительно. Вы поймете причину этого, если я вам скажу, что Путилин, уехав вечером к графу Ржевусскому, вернулся только... в шесть часов утра!

При виде его вздох радости вырвался у меня из груди.

Путилин подробно ознакомил меня со своим визитом к старому магнату.

— Скажу тебе, доктор, откровенно, что случившееся явилось для меня полной неожиданностью. У меня ведь было нешуточное подозрение на участие в деле исчезновения молодого графа самого отца.

Лицо Путилина было угрюмо и сосредоточенно.

— И если я прежде не тревожился за жизнь молодого человека, то теперь уверен, что жизнь его висит на волоске. Это дело куда серьезнее, чем дело об исчезновении сына Бахрушинского, с «белыми голубями и сизыми горлицами».

— Как, опаснее даже этого?

— Безусловно. Там, несмотря на весь ужас, который мог произойти с молодым человеком, он все-таки остался бы жив. А тут смерть, и, наверное, лютая, мучительная.

— Прости, Иван Дмитриевич, но я тебя не вполне понимаю. Ты говоришь об опасности, угрожающей молодому человеку, с такой уверенностью, точно знаешь, где он находится.

— Да, я это знаю.

— Как?! Ты это знаешь?

— Еще раз повторяю, знаю. Знаю так же, как знал на второй день розысков, где находился молодой Бахрушинский.

— Так, ради Бога, в чем же дело?

— В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится.

— Разве это так трудно?

— Поразительно трудно. Не забывай, что не всегда приходится иметь дело с наивными сектантами-изуверами из простолюдинов или же из мещан-купцов российской закваски. Случается нарываться на дьяволов в шелковых одеяниях.

Я, каюсь, хлопал глазами.