— Горбун! Дьявол! — доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.
Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то плакал пьяным плачем.
— Назад! — шепнул мне Путилин.
Мы быстро, не обратив на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа.
Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда?..
— Скорее! — отдал приказ Путилин агенту и агентше, поджидавшим нас.
Нас толкали, отпуская по нашему адресу непечатную брань. Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив здоровый удар от агента, с проклятием выпустил ее из своих рук.
— Дьявол! Здорово дерется!..
Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на «галдарейку» флигеля, по которой сегодня утром подымался горбун.
Путилин поднялся первый. За ним — агент, потом я, последней — агентша-сыщица.
— Вы ничего не знаете? — терзаемый любопытством, тихо спросил я ее.
— Да разве он скажет что-нибудь наперед? — ответила загадочно она.
Вот и эта галерея, вонючая, зловонная.
Она была почти темна. В самом конце ее только из крошечного окна лился тусклый свет сквозь разбитое стекло, заклеенное бумагой.
Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. Длинный засов, на нем — огромный висячий замок.
— Начинайте, голубчик! — обратился Путилин к агенту.
Послышался чуть слышный металлический лязг инструментов.
— А теперь, господа, вот что, — обратился уже к нам Путилин. — Если замка не удастся открыть, тогда я немедленно возвращусь в «малинник», а вы... вы караульте здесь. Смотрите, какое тут чудесное помещение.
С этими словами Путилин подвел нас к конуре, напоминающей нечто вроде сарая-кладовой.
Я недоумевал все более и более.
— Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь подробнее.
— Тсс! Ни звука! Ну как?
— Великолепно! Кажется, сейчас удастся, — ответил агент.
— Ну?
— Готово!
— Браво, голубчик! — довольным голосом произнес Путилин.
— Пожалуйте! — раздался шепот агента.
— Прошу! — пригласил нас Путилин, показывая на открывшуюся дверь.
Первой вошла агентша, за ней я. Путилин остановился в дверях и обратился к агенту:
— Ну, а теперь, голубчик, закройте, вернее — заприте нас на замок таким же образом.
— Как?! — в сильнейшем недоумении и даже страхе вырвалось у меня. — Как?! Мы должны быть заперты в этом логовище страшного урода.
— Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище... — невозмутимо ответил мой друг. — Постойте, господа, пропустите меня вперед, я вам освещу немного путь.
Путилин полез в карман за потайным фонарем.
В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук стоит у меня в ушах, точно я его слышу сейчас. Чувство холодного ужаса пронизало все мое существо. Такое чувство испытывает, наверное, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в темницу-подземелье, при звуке захлопываемой за ним навеки двери каземата.
— Ну, вот и свет! — проговорил Путилин.
Он держал впереди себя небольшой фонарь.
Узкая полоса света прорезала тьму.
Мы очутились в жилище страшного горбуна.
Прежде всего, что поражало, — был холодный, пронизывающе сырой воздух, пропитанный запахом отвратительной плесени.
— Брр! Настоящая могила... — произнес Путилин.
— Д-да, неважное помещение, — согласился я.
Небольшая комната — если только это логовище, грязное, смрадное, можно было назвать комнатой — была почти вся завалена всевозможными предметами, начиная от разбитых ваз и кончая пустыми жестяными банками, пустыми бутылками, колченогими табуретами, кусками материй.
В углу стояло подобие стола. На всем этом толстым слоем лежала пыль и грязно-бурая толстая паутина. Видно было, что страшная лапа безобразного чудовища — горбуна — не притрагивалась ко всему этому в течение многих лет.
Около стены было устроено нечто вроде кровати. Несколько досок на толстых чурбаках; на этих досках — куча отвратительного тряпья, служившего, очевидно, подстилкой и прикрытием уроду.
— Не теряя ни минуты, я должен вас спрятать, господа! — проговорил Путилин.
Он зорко осмотрелся.
— Нам с тобой, дружище, надо быть ближе к дверям, поэтому ты лезь под этот угол кровати, а я в последнюю минуту займу вот эту позицию. — И Путилин указал на выступ конуры, образующий как бы нишу. — Теперь — и это главное — мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! — загадочно прошептал Путилин.
Он оглядел еще раз логовище горбуна.
— Гм... скверно... Но нечего делать! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за сию пирамидку из всевозможной дряни, — указал Путилин на груду различных предметов. — Кстати, снимайте скорее ваш дипломат. Давайте его мне. Его можно бросить куда угодно, лишь бы он не попадался на глаза. Отлично... вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище!
Я, уже влезший под кровать, выглянул и испустил подавленный крик изумления.