— Помилуй Бог, Иван Дмитриевич, что это тебе пришла за странная фантазия играть в прятки? — продолжал я.
Только я собрался вычиркнуть огня, как в ту же секунду загремел голос:
— Смотри! Смотри! Направо, на стене!
В голосе звучал страх и ужас.
Я вздрогнул, быстро обернулся направо и почувствовал, что у меня на голове зашевелились волосы.
— Что это... что это? — прошептал я.
На стене ярко горел большой огненный крест.
Он переливался сине-трепетным сиянием, то уменьшая силу света, то разгораясь все сильнее и сильнее.
Под ним горели таинственные цифры: три шестерки, дающие апокалипсическое число 666, которое, как известно, названо «звериным».
Еще ниже сверкали слова:
«Воистину погибнешь через злато».
Мысль, что со мной происходит моментальная галлюцинация зрения, охватила меня и пронизала все мое существо.
— Иван Дмитриевич... — в ужасе прошептал я.
Миг — и видение исчезло.
Моя комната сразу осветилась светом яркого, солнечного дня. Передо мной, скрестив руки на груди, с насмешливой улыбкой на холодно-бесстрастном лице стоял Иван Дмитриевич.
— Что с тобой, доктор? Ты белее полотна.
— Я не понимаю... я теряю голову... что это такое?..
— Ты видел что-нибудь страшное?
— Ну, разумеется... сейчас, сию секунду... на стене — крест... огненные цифры, слова... — пробормотал я в сильном замешательстве.
— Почему же ты полагал, что я смеюсь над тобой, когда я несколько минут тому назад тебе рассказывал, что я видел таинственное огненное явление — знамение в монастыре? — в упор поглядел на меня Путилин.
— Не знаю... ровно ничего не знаю и не понимаю... — схватился я руками за голову.
— То-то и есть, доктор, что «на свете случается и то, что никогда не снилось нашим мудрецам»... Огненный крест и кабалистические слова-пророчества меня преследуют исправно, как ты мог сейчас убедиться воочию.
Было около часу ночи, когда мы подъехали к вратам Н-ской обители.
Монастырский страж при воротах, очевидно предупрежденный, пропустил нас безмолвно, лишь низко поклонившись. Огромный монастырь спал тихим, безмятежным сном. Спали его соборы, флигеля, службы, спало его роскошное кладбище с дорогими надгробными памятниками.
Яркая зимняя луна заливала своим ровным чудесным светом это царство отрешенцев от мира.
— Мы идем, открытые со всех сторон. Разве ты не боишься, что нас могут увидеть?
— Будь покоен, этого мы можем не бояться... — усмехнулся великий сыщик.
Мы шли довольно долго и наконец очутились перед большой церковью прекрасной архитектуры.
— Это — главный собор монастыря... — бросил Путилин.
У огромной церковной двери, на паперти, виднелась маленькая фигура какого-то человека.
— Осторожнее! — шепнул я моему гениальному другу. — Смотри: там кто-то притаился...
— Ничего... Мы сейчас его поймаем...
И Путилин стал подыматься по ступеням собора.
— Я вас не заморозил, отец Валентин? — улыбаясь, спросил он.
— Нет-с, я вышел ровно, как вы сказали, достоуважаемый Иван Дмитриевич. Но, откровенно говоря, у меня зуб на зуб не попадает по другой причине: больно уж все это страшно, диковинно! Я-с не знаю, что вы удумали, а только жуть меня берет... Помилуй Бог, какие страсти стали твориться в нашем монастыре! Я, престарелый игумен, лезу ночью в собор, когда до заутрени еще часа три...
— Ничего, ничего, отец Валентин, что ж поделать, когда у вас в обители призраки и огненные знамения появились.
Я заметил, как при этих последних словах бедняга архимандрит вздрогнул.
— Скажите, вы хорошо спали?
— Отлично-с. Сделал все, как вы сказали. Велел не беспокоить, не будить меня, ссылаясь на сильное недомогание, даже если бы появилось двадцать призраков.
— Вы ушли незамеченным?
— Никто-с не видал.
— Ну и отлично! А теперь идемте в собор.
Отец настоятель вытащил огромный ключ и отпер им дверь.
Мы вошли в притвор.
— Теперь закройте дверь на ключ, отец Валентин!
Большой собор был тускло освещен красноватым и синеватым светом лампад.
Этот свет ложился прихотливыми бликами на позолоту и мрамор икон, на золотые ризы, усыпанные драгоценными камнями.
Тут было сладостно и вместе с тем страшно, жутко: церковь, как и кладбище, ночью навевает какое-то особенное, тревожно-мистическое настроение.
Отец Валентин, опираясь на палку, с большими усилиями и трудом опустился на колени и положил несколько земных поклонов.
— О, Господи... — пронесся по уснувшему собору его молитвенный старческий шепот.
Пройдя целым рядом соборных закоулков, мы очутились перед дверью, запертою огромным замком.
Отец Валентин отпер его, и мы вошли в большую сводчатую комнату.
Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь с сильным рефлектором.
Когда блеснула полоса яркого света, я осмотрелся по сторонам. Великий Боже, что это было за волшебное хранилище всевозможных сокровищ!
Золотые чаши, кубки, тарелки, жбаны, многие из которых были усыпаны драгоценными камнями, в полосе света заискрились, засверкали; переливаясь всеми цветами радуги, горели бриллианты, рубины, сапфиры, смарагды, топазы, аметисты.