Русский транзит 2

Машинист, отдуваясь, запрыгнул в кабину, наступив на лежащего на полу Колю, который при этом, вероятно, из конспирации, даже не хрюкнул. Копитоныч был радостно возбужден: во первых, ему удалось спасти человека, вырвать его из лап бандитов, а во-вторых, — хоть немного поквитаться со всеми этими бритоголовыми и оловянноглазыми. Но теперь, теперь самое главное было не схватить шальную пулю, поскольку эти стриженные идиоты с плоскими мозгами имели привычку не только крепко бить между глаз, но и любили от души побаловаться огнестрельным оружием…

Дрезина уже мчалась в сторону Ямника. В кабине ехали мужественный Капитоныч с икающим и постанывающим от пережитого смертельного страха Колей, который уже придумал взять отгулы или больничный, если только вернется сегодня домой живым. Раненый Паша со связанным Петей и Ксюшей с «пушкой» в руках тряслись в кузове, а жестоко «аккредитованный» Колиной монтировкой многострадальный Болек летел впереди «паровоза» заместо путеводной красной звезды.

Дрезина была уже рядом с Леликом, но кидаться грудью на амбразуру ему совсем не хотелось: там, в кузове у кабины, стояла эта сумасшедшая девица со стволом в руке и неотрывно смотрела на него. Поэтому Лелик бросился в сторону от надвигающейся дрезины и, не целясь стрельнув в девицу, попытался спрятаться за один из столбов. Неуязвимая девица выстрелила в ответ: пуля где-то у локтя прошила куртку Лелика, и в животе у него образовалась пренеприятная пустота. Съежившись, как от холода, он решил, что лучше уж сделать вид, что устал и не высовываться.

Из-за груды старых шпал уже не стреляли: старый козел умчался за вагонами с их контейнером; Витенька, был, вероятно, ранен — из-за кучи доносились его плаксивые проклятия в адрес всяких козлов, которые уже по своим стреляют, а закадычный дружок и почти брат Болек уезжал от него, неестественно распластанный перед кабиной дрезины, мертво свесив к рельсам свою тяжелую руку и запрокинув окровавленную, покачивающуюся, как уличный фонарь, голову. «Умер и бабки уже не нужны. Мозги размазали по полу — и в школу не ходи», — тоскливо подумал герой, провожая испуганным взглядом из-за столба набравшую скорость злосчастную дрезину.

— Ну все, сказал Капитоныч, — кажись, ушли Подымайся, спаситель, отбой воздушной тревоги.

Несчастный Коля, мелко дрожа всем своим цыплячьим телом медленно поднялся с пола и жалостливо, как голодный Полкан на хозяина, посмотрел на машиниста.

— Капитоныч, ты ведь не скажешь, что это я его убил? Ведь не скажешь? помощник вцепился в локоть машиниста. — Если б я его не ударил, он бы нас тут всех…

— Успокойся, Коля. Ты ведь защищался. Если б не ты…

— Вот-вот! — несколько взбодрился дрожащий помощник. — Я защищался!

Ксюша, уже успевшая развязать Счастливчика, пробралась ко все так же мертво лежащему Болеку и склонилась над ним. Потом она повернулась и выразительно посмотрела на машиниста и его помощника. Помощник, напрягшись всем телом, мучительно ждал, когда девушка подойдет к ним.

Он жив, сказала Ксюша. сочувственно посмотрев на Колю.

Живой? Коля бросился к Болеку, что бы самому в этом убедиться. Болек чуть слышно стонал, но дышал ровно.

— Стой, Капитоныч, уже станция! — возбужденно крикнул машинисту Коля Нам ведь надо от него избавиться или сдадим в милицию?

Капитоныч вопросительно посмотрел на Ксюшу и Петеньку, который синеватыми не слушающимися ладонями пытался растереть затекшее, занемевшее тело.

— Нам не в милицию, а в больницу надо. Ведь у нас раненый. А с этим бугаем, что ж, я думаю, он и сам оклемлется. Кстати, чем его так веско «уговорили»? спросил Петенька присутствующих.

— Монтировочкой, — сказал, виновато опуская глаза, уже переставший дрожать Коля.

— Да, монтировочка — аргумент серьезный, — сказал, усмехнувшись. Счастливчик. — Тормози, ребята, как говаривал турецкий подданный: сейчас состоится вынос тела.

Дрезина остановилась. Еще раз оценив состояние Болека голова не проломлена, только огромная шишка на темени да кожа содрана, — Счастливчик вместе со старающимся изо всех сил Колей и машинистом перетащили неподъемное тело ковбоя в неглубокую канаву со стоячей водой, которая тянулась вдоль проселочной дороги за железнодорожными путями. Как только они положили Болека в воду, он сразу же застонал, заворочался и открыл свои бездонные, полные щемящей пустоты глаза.

— Что, милейший, теперь и вам небо с овчинку? — говорил Счастливчик, стягивая руки бандита за спиной той самой проволокой, которой час назад связали его «акробаты». — Вам сейчас лучше не дергаться: отдохните, примите ванну. Что, ванна не нравится? А что делать?! — Счастливчик развел руками. — Ну-ну, не капризничайте, голубчик, иначе вы у нас никогда не поправитесь.

— Надо было тебя сразу… Я тебя теперь сам грохну, — простонал Болек.

— Не надо так волноваться, — сказал Счастливчик, закончив возиться с руками бандита, — а то голова разболится. Хотя с чего бы ей болеть?!

— У, падло, — горестно выдохнул Болек, когда Счастливчик накрыл его охапкой валяющихся вдоль дороги сухих лап и сучьев.