Русский транзит 2

Наконец к ним подошел работник полигона.

— Михаил Семенович, диспетчер из Ямника сообщил, что какие-то люди отцепили от состава четыре вагона. Слава Богу, машинисты из Ямника сумели предотвратить крушение московского скорого.

— Вот видите? — чиновник обратился к узкоглазому. — Я здесь ни при чем!

Работник полигона удивленно посмотрел на Корейца, мол, а это кто такой и что он тут, на закрытом полигоне, делает.

— Михаил Семенович, а это кто? Кореец выпустил рукав коротышки и угрожающе подался было навстречу вопрошающему, но тут увидел, что к ним спешит целая группа людей в комбинезонах, и отступил на шаг.

— Это, — осторожно начал Михаил Семенович, — сопровождающий одного из тех контейнеров, который был на последних вагонах, точнее, на самом последнем.

— Да что он здесь делает, зачем он с вами!

— Да я и сам не знаю… — фальшиво промычал коротышка, боязливо косясь на узкоглазого, хищно замершего в двух шагах от него.

— Что не знаете?! Вы же нарушаете все инструкции! — сердито сказал работник поли гона и нахмурился, повернувшись к Корейцу.

В этот момент к ним подошли люди в комбинезонах, среди которых был блондин в черных очках и лайковых перчатках.

— Все в порядке, — улыбаясь, сказал штатский. — Через полчаса маневровый доставит на полигон отцепившиеся вагоны. Диспетчер из Ямника сообщил.

Кореец радостно оскалил свои мелкие неровные зубы, а Михаил Семенович чуть не упал Сердце его вновь жалобно затрепетало в узкой, измученной тесным мундиром груди, пытаясь вырваться на волю еще до того скорбного момента, когда Михаила Семеновича начнут наотмашь бить по лицу и колоть в живот пальцами Яростные кредиторы.

— Смотри, вот он, полигон. — Счастливчик тронул за плечо дремавшего рядом с черноусым Пашу, когда их «Волга» остановилась в двадцати метрах от КПП.

— Ну, я поехал домой? — осторожно спросил черноусый Петеньку, без стеснения проверявшего количество патронов в обойме, оставленной ему Ксюшей «пушки».

— Спасибо, дорогой, за службу. Мы уж теперь как-нибудь сами. Свободен…

— Вот моя визитка, — черноусый передал карточку Счастливчику, — если что, всегда рад.

Петенька пожал ему руку, а проснувшийся Паша похлопал по плечу, и черноусый, оставив их на дороге с бутылкой коньяка с подозрительной золотой наклейкой, на крыльях радости помчался в город, весьма довольный тем, что эти веселые ребята из компетентных органов не заставили его быть каким-нибудь живцом или сыграть заглавную роль бегущего кабана в одноактной секретной пьесе «За родину!» со стрельбой и невинными жертвами.

— Ну что, идти можешь или помочь? — спросил Петя раненого товарища, который пытался ощутить себя стоящим на твердой почве после стремительной езды по военной бетонке.

— Сам пойду… Счастливчик, ты от страха так потеешь, что ли? Вся спецовка сырая.

— Не, не от страха. От радости! Я когда тебя на дрезине живым увидел — от радости прослезился.

— Ладно, пойдем. Ты, Крестовский, меняться не желаешь. Из тебя душу выколачивают, а ты все такой же трепач.

— Это точно! И в тебе, я смотрю, ума все не прибавляется- умный человек давно бы уже в больничной палате попу медсестре показывал и укольчик сладкий просил, а тебе все неймется.

— Неймется… А твоя Ксюша — интересная женщина. Где ты такую нашел, умную да красивую? Да еще и любит тебя, дурака, наверно. Эхе-хе, все же везет дуракам…

— Везет. А ты-то что беспокоишься? Твоя половина такая же умная. И красивая да еще и любит тебя зачем-то! — сказал Петенька и улыбнулся. Он прекрасно видел, как тяжело даются Паше эти шуточки и как мужественно раненый друг старается скрыть это от него.

— На, возьми. — Паша вытащил из заднего кармана брюк свернутую вчетверо бумагу и подал ее Счастливчику. — Старикашка мой из-за этой бумажки из любого дух выпустит… если успеет, — добавил он раздумчиво, глядя перед собой.

— Ай да молодец! Хоть и простой охранник, а ума — палата. Не зря высшее техническое имеешь, есть в голове масло!

«Ничего, ничего, — думал Крестовский, — вот мы и у цели. Маневровый наверняка скоро притащит сюда отцепленные вагоны, если уже не притащил. Охраны нет, осталась в Ямнике. Скорее всего — один Кореец. Ну с ним я уж как-нибудь справлюсь… А Паша, Паша обязательно оклемается, я его знаю. Только надо оставить его загорать где-нибудь в леске, пока я там все выясню. Думаю, что местные работники будут внимательнее к моим доводам, чем питерские: все же здесь должны работать специалисты. И потом, документов на контейнер нет. Значит, захоронить его содержимое они не имеют права».

Так наивно размышлял Крестовский, этот неутомимый энтузиаст правды, с праведным рвением насаждающий царство справедливости в безнадежном мире греха.

На КПП их, конечно же, не пропустили, и у Счастливчика хватило ума не сообщать туповатому стражу, сидевшему за маленьким окошком в железной будке, о том, какую страшную диверсию готовятся осуществить на их полигоне люди без чести и совести.

— Ладно, Крестовский, пойдем поищем дырку в заборе.