Русский транзит 2

— Ох, могли, Петенька… Только я все потом понял. Вот, летел к тебе, боялся опоздать. Это — Максим, — представил Юрьев подростка, скромно жавшегося у дверей в одних трусах с толстыми червяками выжатой одежды в руках. — Без него я бы уже давно на Луне был… Так кто же именно из двоих в виде сей мерзопакостной кучи? Хотя, если судить по ботинкам, это-старшой, то есть Витя… А второй где?

— Мальчик здесь, только он головку пока не держит, отдыхает после портвейна, — поддержала Петеньку Нюша, похоже, совсем оправившись от шока. Ксюша молчала и пристально смотрела на Юрьева, пытаясь вспомнить, где она его уже видела…

— Учтите, у второго, то есть у Вовы, кроме пушки в кармане должна быть игрушка электрическая-шокер. Ее бы надо до Вовиного пробуждения извлечь.

В лабораторию с самым решительным видом ворвался запыхавшийся ворошиловский стрелок Федор Федорович. Он мычал что-то невнятное, размахивая при этом наганом, словно беззаветно преданный трудовому народу чекист в мутном стане врагов народа.

Внушительную голову его венчала армейская фуражка, по-кавалеристски натянутая до самых ушей с тем расчетом, чтобы и острая макушка грозила противнику.

Левую ногу Федор Федорович приволакивал, а в правой руке он сжимал наган.

— О, смотри, смотри: молод, как и прежде! Глаза горят классовым гневом, а в зубах матросским «яблочком» звенит пролетарское слово «даешь!», Эх, ему бы еще коня! — восхищенно пел Счастливчик Юрьеву. — Что ж ты, Федор Федорович, врагу доверился? Или заснул на посту? Да, отец, подвело тебя классовое чутье!

— Где эти мазурики, Петр Евгеньевич, где эти сукоеды? — грозно потрясая наганом в воздухе, почти фальцетом кричал объегоренный страж тишины.

— Все в порядке, Федорыч, «одних уж нет, а те далече». Вон та куча-это один, а эта падаль — другой. Сами справились, ты ж нас знаешь!

— Петр Евгеньевич, я милицию вызвал. Щас приедут, показания снимать будут. Вам тут, наверно, медаль выйдет «За личное мужество», — говорил запыхавшийся сторож.

— Нет, медалью они, отец, от меня не отделаются. Орден просить буду!

— Ну уж, орден, — серьезно сказал старик. — А что эти бандюги тут у нас украсть хотели? Секреты или что похуже?

— Истину, Федор Федорович, ее, родную…

— Поди ж ты, истину… — задумчиво сопел ворошиловский стрелок, присаживаясь на дерматиновый стул. — То-то они меня чем-то твердым по голове стукнули, пока я пряник к чаю доставал. Во шишка, видал?

Юрьев подошел к Счастливчику:

— Петя, сейчас здесь милиция будет, а нам с Максимом не хотелось бы с нею встречаться.

— Это почему? Хотя, судя по твоему слегка деформированному лицу и пушке в руках вон того молодого человека, тебе действительно лучше покинуть данную мизансцену. Пойдем, я тебя и парня провожу другим ходом во двор. Не замерзнете?

На улице завизжала, запела милицейская сирена, и в окнах замигала ядовитая синева.

Петя, шепнув что-то на ухо ворошиловскому стрелку и подмигнув Нюше с Ксюшей, повел Юрьева и Максима, прихватившего Вовин шокер, по темным и сырым коридорам храма науки.

— Ну что, нашел своего Игоря? — закурив, спросил Петя Юрьева во дворе института, поглядывая на освещенные окна третьего этажа, за которыми, наверное, суетились теперь оперативники.

Они прогуливались по двору. Петя был в одной рубашке. Свой пиджак он отдал Максиму, который дрожал от холода, сидя на каком-то ящике.

— Почти.

— Что значит почти?

— Я теперь знаю, кто увез его.

— И кто же?

— Колин врач, Леонид Михайлович.

— Что ты говоришь, у Коли есть свой врач? — удивился Петя.

— Да, ты знаешь, Коля здорово болеет в последнее время. То ли почки, то ли печень, то ли еще что-то… Ты же помнишь, еще в университете: все пьют портвейн, а он себе лимонадику наливает.

— Так зачем этот самый врач увез Игоря да еще и ничего никому не сказал, даже матери родной?

— Не знаю, Петя…

— Так спроси у Коли. Ведь ты сам говоришь, что он Колин врач.