Паша и еще четыре человека братвы со скрипом разместились в двухместном номере местной гостиницы. Правда, двое из них должны были постоянно находиться при грузе в пакгаузе на товарной станции и охранять его. Паша ходил обычно с Корейцем худеньким молчаливым каратистом, которого никогда прежде не видел. Другую пару составляли Болек и Лелик — «браты-акробаты», как любовно называл их старый козел Николай Николаевич, восхищаясь их исключительными габаритами, потрясающими воображение. Белобрысый бугай Витенька — «правая рука» Николая Николаевича — ходил на дежурство в одиночку… Нет, все они, конечно же, могли бы взять себе по отдельному люксу и водить сюда девочек, но стручок вонючий запретил. Сам-то он по-царски разместился в соседнем двухместном люксе и все ждал кого-то.
Поодиночке выходить из гостиницы никому из братвы не разрешалось: Николай Николаевич сказал, что береженого Бог бережет и что лучше всем им, пока груз не прибыл на конечную станцию, иметь прикрытую задницу, а то на том свете потратить свои баксы будет уже негде… Что за груз находится в контейнере, стручок не распространялся; когда его об этом спрашивали, он лишь ласково улыбался и просил «сынка» повторить вопросик, а то «батька» не расслышал. «Ну че ты, Николаич, че ты в натуре заводишься! Уже и спросить нельзя!» — приходил в разум «сынок» и, осторожно похлопав Николаича по плечу, снимал вопрос с повестки дня. Однако Паше Колпинскому да и остальной братве было известно, что везут они в контейнере какую-то химию, кажется, мочевину или суперфосфат с повышенным уровнем радиации, чтобы захоронить ее на каком-то полигоне…
Дни, которые братва куковала в этой областной дыре всероссийского масштаба, неизвестно чего ожидая, тянулись невыносимо долго. Вокруг царило почти вселенское уныние. По окраинам городка ходили коровы с козами, подгоняемые матерящимися пастушками, грязные мужики то там, то здесь отсыпались в канавах прямо у заборов, подростки голодными стаями рыскали по закоулкам, ища чего бы стянуть. В магазинах продавались «марсы» и «сникерсы» американского происхождения, «столичная» цыганского разлива и государственные грабли…
А далеко-далеко в родном Питере остались в красноватом возбуждающем свете любимые прохладные бары с запотевшими бутылочками голландского и немецкого пива, послушными девочками, медоточивой музыкой и подобострастными улыбками всяческих Рудиков, Эдиков и Мариков, кивающих им из-за стоек, а главное ежесекундное ощущение себя званым дорогим гостем на бесконечном шумном празднике жизни, когда даже шевелиться не надо, ибо люди добровольно любезно улыбаются тебе, как китайский народ своему кормчему Мао, и «бабуль-ки» — синие, лиловые, лучше, конечно, зеленые — прямо из воздуха, шурша что-то ласковое, сыпятся в твой натруженный кошелек…
Правда, выпало на их долю здесь одно развлеченьице.
В тот вечер, когда братва впервые завалилась в местный ресторан «Белогвардеец», случилась хорошая драчка.
Как только они вместе с Николаем Николаевичем, Корейцем и Болеком с Леликом впятером вошли в зал ресторана в своих дорогих лайковых куртках и шелковых рубашках, местная публика настороженно притихла и стала пристально разглядывать незваных гостей.
Первыми прервали напряженное молчание местные «девочки», которые с нахальными улыбками плавно отделились от насиженных мест, где их безбожно лапали пылающие кумачом завсегдатаи, и, предъявив товар лицом, то есть как бы ненароком выпятив свои тактико-технические характеристики, двинулись через зал курсом прямо на новичков, еще издали им по-лягушачьи улыбаясь и покачивая своими округлостями. Естественно, что неотразимые и порядком пьяные завсегдатаи не стерпели от залетных такой наглости.
К их столику сразу вслед за девицами, уже устроившимися на коленях у братвы и успевшими с удовольствием закурить по длинной столичной сигарете, подошли четверо местных гренадеров и попросили компанию выйти из зала для доверительного разговора.
Поскольку колени Паши Колпинского не были заняты в тот момент никакой девичьей задницей, он сразу встал и пошел к выходу договариваться с местным населением. К нему присоединился Кореец, не имевший успеха у женщин.
Николай Николаевич благословил обоих на «переговоры», но попросил «договариваться» без потерь в живой силе с обеих сторон, чтобы не привлечь к себе внимание «мусоров».
Когда Паша с Корейцем, не оглядываясь, еще только выходили на улицу впереди гренадеров, они уже спиной чувствовали, что те просто горят от нетерпения смешать чужаков с пылью местных дорог. Они завернули в закуток за угол ресторана, где располагался склад деревянной тары. В закутке горела одна электрическая лампочка свечей на сорок.
— Ну, — спросил Паша, резко развернувшись лицом к местным, — в чем проблема?