— Вероятнее всего — да. А вообще-то я просто русский воин. В звании генерал-лейтенанта.
Он еще что-то рассказывал про Вьетнам и Камбоджу. Выкрутасов слушал и, успокаиваясь, засыпал.
Проснувшись на другое утро, он в первую очередь подумал с горечью о том, что вчера были сыграны первые две игры одной восьмой финала, в которых, вероятнее всего, итальянцы обыграли норвежцев, а бразильцы — чилийчиков.
Потом ему вдруг представилось горестное лицо матери, которая смотрела на него и шептала: «Бедный мой сыночек, Митенька, как же тебя угораздило в неволю!» Открыв глаза, он увидел в углу силуэт матери, который мгновенно растаял. Дмитрию Емельяновичу стало невыразимо страшно, словно он только теперь понял, где находится.
— Господи Иисусе Христе, спаси нас грешных! — сказал он не свои слова и после них совершил не свое движение — осенил себя крестным знамением.
— Это нам бы не помешало, — улыбнулся, лежа на своем топчане, генерал. — Хоть Христос, хоть русский авось — лишь бы кто-нибудь нас вывел отсюдова! А ведь нам, братишка, неведомо, сколько еще томиться тут. Некоторые годами сидят у борзиков и каждый день радуются, что до сих пор еще живы.
— Что ж, мы так и будем не умываться, не чистить зубы? — возмутился Выкрутасов.
— Скажи спасибо, если парашу через неделю нам вынесут.
— А как «спасибо» по-чеченски?
— Лучше и не знай этого слова. Они вежливостей не признают и вежливых русских даже презирают. Это ведь народ-отморозок. К тому же и обкуренный до самых костей. А по Корану не только спиртное, но и наркотики запрещает Аллах.
Окошечко в дверце с любопытством отомкнулось, и генерал процитировал, обращаясь в ту сторону:
Чеченец, а это был уже не Мурат, с насмешкой спросил в окошечко:
— Ты! Эй! Ты что, Коран знаешь?
— В отличие от тебя, знаю, — гордо отвечал генерал.
— От меня? — слегка сбитый со своего понта, возмутился ваххабит. — Да ты — гяур!
— Нет, голубчик! — засмеялся генерал. — Я не гяур, я — муктасид, чтоб ты знал. Это ты гяур, потому что не читал Корана. А если бы ты удосужился прочесть его, то знал бы, что гяуры, или кяферы, это язычники, против которых следует вести священную войну джихад. А мы, христиане, или как вы нас называете, назореи, являемся, как и вы, людьми Книги. Мы только не верим в Мухаммеда и называемся в Коране муктасидами, то бишь недостаточно уверовавшими, хотя и верующими, и против нас нельзя вести священную войну джихад. Усек?
— Скоро вам горло перережут, — буркнул стражник.
— И опять-таки поступят не по-мусульмански, — издевался над невеждой генерал. — Горло перерезать положено только скотине или язычникам. В первом случае произносится «бисмилля», во втором ничего не произносится. А про нас в Коране сказано:
Учи Коран, детка! — закончил генерал под хохот Выкрутасова, который от души любовался тем, как этот, казалось бы, солдафон-скалозуб блещет глубочайшими познаниями. Окошечко в двери злобно захлопнулось.
— Видал, Димосфен, этого поросенка! Гяуром меня называет! Меня — генерала Джабраилова! — в свою очередь тоже расхохотался победитель в этом коротком мусульманском диспуте.
Отсмеявшись, они постепенно вновь вернулись в состояние томительного ожидания. Никто их не кормил, не поил, медленно текли минуты, образуя моря часов.
— Хоть бы картишки или детективчик… — ворчал генерал. — Ты любишь детективы, Гондурасов?
— Честно говоря, нет.
— Да и я тоже предпочитаю правду жизни, упоение в бою. Вот били мы как-то раз в Боснии хорватню, усташей то бишь…
Но он не успел рассказать очередную свою геройскую историю, как лязгнул замок и массивная железная дверь открылась. В узилище вошли трое гордого вида чеченцев, жизнь которых обеспечивалась из-за спин автоматными дулами телохранителей.