Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

Проснувшись среди ночи рядом с Таней, он чуть не заскулил от досады — ведь здесь был телевизор, но вместо того, чтобы смотреть матчи одной восьмой финала, он поддался женским чарам. Проклятый генерал! Мало было рискованного прыжка с парашютом в пьяном виде, когда Выкрутасов мог запросто разбиться, мало чеченского плена, где ему запросто могли перерезать глотку, теперь еще эта Таня. А что, если она из зоны риска?.. Хотя вряд ли. Просто одинокая моздокчанка, или как там называются жительницы Моздока? Моздянки? Моздокиньки? Бежать, бежать отсюда! Прочь! В Моздок я больше не ездок!

— Что ты стонешь? — прошептала в тревоге Таня. — Тебе приснилось пережитое? Все осталось позади, жестокость и кровь канули в прошлое. Ты со мной. Обними меня, прижмись!

Бог весть чего наплел ей про Выкрутасова генерал.

— Мне приснилось, что мы штурмуем Диснейленд и американцы лупят по нам бронебойными микки-маусами, — пошутил он.

— Болтун! — восхищенно прошептала ему в ухо Таня, снова увлекая в свой мир.

Утром он проснулся в кровати один. Оказалось, что Тане нужно было бежать на утреннюю смену, она работала на гардинной фабрике.

— Ничего, хлопец, к вечеру вернется твоя дивчиночка, — гоготал ненавистный генерал, хлопая Дмитрия Емельяновича по плечу. Плен продолжался. Хотя и не такой страшный, как чеченский, но все же — плен.

— Где же обещанные Иванов и Ласточкин? — стонал Выкрутасов, сидя с генералом и хозяйкой дома, молчаливой Галей, на кухне и попивая плохонький чаек с печеньицем. Галя ему тоже была ненавистна. Ишь ты, молчунья, зато в блицкриках не молчишь!

— Куда ты спешишь, Димкерц! — улыбался генерал. — Это немец, япошка спешит, америкос вонючий. Им так положено. А русский человек никуда не спешит. У него в запасе вечность. Эх, Галкыш, если б ты знала, в каких мы только переделках не были с Гондурасовым! Вот привезут мои соколы деньжат, мы отметим наше освобождение из плена!

— Из какого плена? — спросила Галя.

— Да там, в Диснейленде, — засмеялся генерал.

— Ладно уж врать, а то я не знаю, какой ваш Диснейленд, — вздохнула Галя, ласково глядя на генерала, а заодно и на Выкрутасова.

Майор Иванов и подполковник Ласточкин, вопреки самым пессимистическим прогнозам Выкрутасова, в полдень явились. Дмитрий Емельянович, видя свои вещи и чемодан, не верил глазам. Но еще больше он не поверил своему счастью, когда генерал тут же и заявил:

— Ну, соколы, зададим шороху местным магазинам! Димолёт! Ты пойдешь с нами или отдыхать будешь?

— Я лучше здесь побуду, посторожу, — пробормотал Выкрутасов. — Сердчишко что-то пошаливает.

— Перестарался, что ли? — подмигнул ему генерал. — Ну полежи, отдохни. Вернемся, будем пить за свободную Ичкерию. А Чечня — Чечни я не боюсь! Чечня ведь тоже русская земля! Мы скоро вернемся. На танках. С полным боекомплектом.

Дмитрий Емельянович проследил в окно, как генерал, подполковник и майор вышли из дома и скрылись за углом. Хозяйки дома не было, она тоже ушла на работу, на ту же гардинную фабрику.

— Десять, девять, восемь… — стал считать Выкрутасов, но прервался, ему стало совестно. Он все же достал лист бумаги и написал прощальное письмо: «Дорогой Виктор! Прости меня за это позорное бегство. Дело в том, что наши отношения с Татьяной зашли слишком далеко, а я не вправе расстаться со своей московской семьей. Думаю, ты поймешь меня. Прости! Еще встретимся, Россия большая, но в запасе у нас — вечность. Твой Гондурасов».

Сложив листок вчетверо, Дмитрий Емельянович вставил его в щель входной двери, стоя на лестничной площадке, уже не в камуфляжке, а в запасных брюках и сорочке из чемодана. Сам чемодан с ценным манифестом тычизма был при нем.

— Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один — пуск! — скомандовал сам себе Выкрутасов и ринулся вниз по лестнице. Оказавшись на улице, он огляделся по сторонам и побежал куда глаза глядят, лишь бы в противоположную сторону от той, которую выбрали генерал, подполковник и майор. Он чувствовал, что именно сейчас бежит из чеченского плена.

— Куда едем, земляк? — окликнул его водитель синих «жигулей».

— На железнодорожный вокзал, — скомандовал Выкрутасов, плюхаясь на переднее сиденье.

Его снова несло. Ураган, швырнувший его на самое дно ада, в плен к чеченцам, теперь уносил в новые неведомые дали. Дух захватывало, сердце бешено стучало. На одной из улиц примерещилась Таня. А может, это и впрямь была она.

Очутившись на вокзале, Дмитрий Емельянович взял билет на первый попавшийся поезд до Краснодара.

Глава пятнадцатая В «КРАСНОЙ» НА КРАСНОЙ

Футбол — женщина. Для меня это ясно. Ведь я испытываю к нему такую же страсть, как к женщине.

Гарринча