Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— Эх, — сказал он, — сегодня извечные соперники дерутся — голландцы с аргентинцами! Да и матч Хорватия — Германия я бы с интересом посмотрел. Немцы, конечно, обуют Хорватию, но хотелось бы посмотреть, как они это обстряпают. Динозаврик, может быть, можно будет хотя бы с соседями договориться — посмотреть у них ящичек, а?

— Динозаврик? — рассмеялась девушка. — Меня еще в жизни никто так не называл! Слово такое, а у тебя получилось удивительно ласково.

— А я тебя буду постоянно осыпать ласковыми прозвищами, — сыто улыбался Выкрутасов. — Я завалю тебя вулканической лавой нежнейших имен. Динозаврик мой, динарик мой золотой!

— Динарик — тоже неплохо, — оценила она. — Хотя он и динарий кесаря. Скажи еще что-нибудь.

Дмитрий Емельянович задумался. В голове крутилось лишь «Диночка-льдиночка» да еще хуже — «Диночка-грудиночка». Наконец он с трудом вымучил:

— Ты моя Диночка, моя лучшая годиночка.

— Что еще за годиночка? — не поняла Динамисса.

— Ну, есть худая година, а есть нехудая, — стал объяснять Видьядхар. Вулканической лавы нежнейших имен явно не получалось.

— Это я-то нехудая? — засмеялась девушка.

— Ты худенькая, изящная, самая стройная в мире камышиночка, — заюлил Дмитрий Емельянович.

— Ты хотел бы, чтоб я была полнее?

— Никогда в жизни. Я мечтал о тебе, как о такой.

— А твоя жена была толстая?

— Да нет, не толстая. Но, как бы сказать, упитанная, что ли… В общем, не худенькая.

— Фу! Упитанная! Какое мерзкое определение для женщины. Она, конечно, ни о каких постах не заботилась.

— Нет, конечно, — вздохнул Выкрутасов, понимая, что в этом отсутствии заботы о постах иной бы нашел плюс, а не минус.

— А ведь это страшнейший грех, так неряшливо относиться к питанию организма, — сказала Динамисса.

Видьядхар снова тяжело вздохнул и тотчас подвергся очередному порыву футбольной тоски:

— Любовь моя! Как бы мне все-таки телевизорчик сегодня посмотреть, а? Футбольный чемпионатик мира, а?

— Не думай об этом сейчас, ладно? — нежно ответила Дина. — Вечером ты забудешь о футболе, уверяю тебя.

Глава двадцать вторая СЕАНС НЕПОРОЧНОГО СОИТИЯ

И вот, ноль-ноль в матче ФРГ — Тунис! Тунисцы радовались как дети. А для нас эти два нуля означали победу — мы победили в матче, в котором не участвовали!

Гжегош Лято

Эти слова, сказанные Диной на реке, сильно утихомирили футбольную тоску Дмитрия Емельяновича. Не то чтобы он совсем забыл о футболе, но его распирало странное любопытство, каким образом она сможет заставить его напрочь забыть о любимой игре и проходящем чемпионате.

Так ни разу не поцеловавшись, они во второй раз в жизни откатались на лодочке по Камышинке, и когда солнце готово уж было нырнуть за горизонт, Выкрутасов сдал лодку дежурному лодочнику, расплатился и отправился со своей невестой на улицу Егорова.

— Если ты захочешь, — говорила она, — мы можем даже не подавать документы в загс. В отличие от псевдоцеркви, именующей себя Русской православной, в ЦСХА не требуют печати в паспорте. Если захочешь, отец Георгий Свами может хоть завтра обвенчать нас по истинному обряду Христа Абсолюта.

Видьядхар Выкрутасов аж подпрыгнул от гнева, представив себе, на сколько долларов раскрутит его лохотронщик-барабашка, только согласись он и впрямь венчаться с Диной в спорткомплексе ЦСХА. Точно, что никаких гориллычевых баксов не хватит. Но утро вечера мудренее, и он лживо согласился:

— Что ж, можно и завтра.

Придя в квартиру на улице Егорова, Дмитрий Емельянович воспользовался тем, что Динамисса отправилась принимать холодный душ, и слопал на кухне огромный кусок ветчины. Судя по тому, как приуменьшились купленные им вчера припасы провизии, Ирина Викторовна даром время тоже не теряла.

Выйдя из ванной в синем махровом халате, Дина как-то по-особенному похорошела, щеки ее рдели румянцем, как бывает, когда дева предвкушает любовь. Что говорить, Дмитрий Емельянович почувствовал, как у него дух захватило — в сей поздний час его невеста была очень хороша собой.

— Иди тоже прими душ, — приказала она ему. — Мало ли какая дрянь водится в нашей Камышинке. А я уложу маму, и жди меня в полночь. Я приду к тебе.

То, что вытекало из душевого зонтика, трудно было назвать душем — так, слабая струйка, но Выкрутасов с удовольствием подставлял свое тело, загоревшее во время вечернего катания по реке, под эту струйку и стоял так долго-долго, предвкушая ночь любви. «Посмотрим-посмотрим, что это за штука — непорочный секс!» — весело приговаривал он, нисколько не сомневаясь в невозможности непорочного соития. Оно представлялось ему столь же бессмысленным, как шампунь от перхоти для отрубленной головы.