И пошло-поехало долгое действо, которое Выкрутасов мысленно наименовал «камланием». Молитвы чередовались с пением и поклонами, поклоны — с приседаниями, приседания — с покачиваниями и вращениями. В связи с этим Дмитрий Емельянович не мог не отметить некоторого спортивного оттенка происходящего, так что не случайно оно творилось в спортзале. Да еще и прыжки! Они начались сразу, как только появился еще один в священнических облачениях, но только рыжий, и вместо крестов на его одеждах были нашиты какие-то буквы «Ж», как на новых «скорых помощах». Над головой он нес большую икону, возглашая:
— Благодать грядущего Господа Мессии Пантократора со всеми нами, ами-и-и-инь! Дева-Динамисса, выйди к святому образу.
Дина перестала прыгать, вышла из строя и приблизилась к рыжему, взялась за один край иконы и вместе с рыжим стала носить образ по рядам. Все прикладывались к иконе, крестясь и умиляясь. Когда подошли к Выкрутасову, Дмитрий Емельянович с удивлением увидел изображение ребенка лет двух-трех, сидящего на облаках, голенького и как бы слегка испуганного, в окружении звезд Давида, полумесяцев и инь-яней. Делать нечего, пришлось приложиться к этому образу. Хорошо еще, что на груди у младенца имелось изображение креста, будто татуировка. Дина сказала:
— Се образ грядущего Господа Мессии Пантократора, еще не рожденного, но уже угаданного художником Изиславом Хейфицем. Прикоснись к нему лбом и кончиком носа, Видьядхар!
И Дмитрий Емельянович потерся носом о щечку изображенного младенца, а потом слегка боднул его в лобик. Все вокруг продолжали прыгать, причем приложившиеся от радости скакали еще бодрее и выше. Выкрутасов не мог позволить себе игнорировать прыжки и тоже подскакивал. Потом, когда все пободались с образом и потерлись об него носом, изображение было унесено, а камлание продолжалось. Снова были молитвы, песнопения, приседания, поклоны, вращения, покачивания, подобные тому, как покачиваются, распевая, напившиеся пива немцы в гастштетах. Потом рыжий и чернявенький открывали всем присутствующим чакры и впускали в людей массу всевозможных космических энергий, начиная с первого астрала и кончая седьмым. И каждый при этом выздоравливал от всех своих болячек. Потом пили какую-то патоку… Или сначала обкуривались благовониями, а потом пили патоку… Или сначала намазывались какой-то благоуханной дрянью, а уж потом обкуривания и патока… В общем, много еще чего происходило в тот субботний полдень в бывшем спортзале ткацкой фабрики, Дмитрий Емельянович несколько отупел и, как телок, с покорностью все принимал. Поначалу он еще думал: «Когда же весь этот бред кончится?!» — но потом, в наступившем отупении, ему сделалось как-то все равно, сколько бы еще это ни проистекало. И он даже не сразу понял, что все кончилось, когда Дина показывала ему выставку работ художника Изислава Хейфица, причем этим Хейфицем оказался тот самый рыжий, на котором были облачения с буквами «Ж». Картины его отличались некоторым однообразием, на них в основном фигурировали голые мужчины и женщины, с озверелыми, искаженными гримасами лицами, потому что у одних были отрублены руки, у других — ноги, у третьих вспороты животы и так далее. Выставка называлась «Приди, о Господи!», и смысл всех этих жутких картин сводился к тому, что в ожидании Пантократора и Мессии человечество страдает, а когда Господь явится, сразу зарастут все отрубленные конечности, закроются вспоротые животы, лица перестанут быть озверелыми.
— А что это за буквы «Ж» у вас на одежде? — спросил Изислава Хейфица Видьядхар Выкрутасов.
— Это не Ж, — улыбнулся художник, насколько это можно было назвать улыбкой — верхняя губа у него вздернулась до самого носа, и лицо приобрело такое же озверелое выражение, как и у страдающего в ожидании мессии человечества. — Это так называемое шестипятие. Орудие казни, на которое будет обречен Свами Христос Абсолют по достижении им возраста сорока четырех лет. Оно похоже на противотанковое сооружение типа «еж». На двух перекладинах будут расположены руки и ноги Свами Христа, а третья перекладина пронзит Абсолюту живот. И когда это произойдет, все человечество преобразится, гомо сапиенс превратится в гомо абсолютис. А дьявол Аркомет будет посрамлен.
Потом Дмитрий Емельянович был еще представлен чернявому бородачку, которого звали отец Георгий Свами и который являлся настоятелем камышинского филиала ЦСХА. Он тоже принялся молоть всякий вздор про грядущее явление Абсолюта, уверяя, что постоянно получает послания с самого высшего, тридцать третьего астрала, нудно пересказывал содержание последних посланий и как-то очень ловко и незаметно выудил из Видьядхара Выкрутасова ни много ни мало — целых двести долларов!
Последнее с большим трудом осмыслялось Дмитрием Емельяновичем уже много позднее, когда они с Диной, как много лет тому назад, вновь плыли в лодочке по речке Камышинке. Стоял волшебный летний вечер, солнце клонилось к закату, уже не жарило, как днем, а вело с миром ласковую беседу.