Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике

В один из последних дней лета 1857 года с дуврского поезда на лондонском вокзале Ватерлоо сошел молодой человек, в котором сразу угадывался иностранец. Сам он, впрочем, пребывал в уверенности, что выглядит истинным британцем, ибо имел на голове жокейский кеп, а на плечах клетчатый плэд. Никто в Лондоне так диковинно не одевался, к тому же и августовский день был очень жарок. Приезжий, однако, приучил себя не обращать внимания на погодные условия. Нынешний свой наряд он приобрел перед отбытием из Петербурга, в лавке старьевщика на Сенном рынке, потому что в намерения путешественника входило, прибыв в Англию, «совершенно раствориться среди туземцев».

Вокзал Ватерлоо[76]

Оглядевшись вокруг и увидев, что никто в толпе не обращает на него ни малейшего внимания (лондонцев ни иностранцами, ни чудаками не удивишь), молодой человек остался очень доволен.

– Отлично, – бодро сказал он сам себе по-русски. – Ну, а где тут у вас извозчики?

На привокзальной площади в ряд стояли кэбы.

– Фар то «Саблоньер-хотель»? – спросил у возницы русский.

Английский язык он изучал самостоятельно, в день по двадцать слов, и знал их много, но произносил по-писаному. Кучер однако понял, что спрашивают про гостиницу «Саблонье» на Лестер-сквер и назвал иностранцу сумасшедшую цену: шиллинг и два пенса.

Молодому человеку это было все равно, извозчиками он принципиально не пользовался. Зачем, коли есть здоровые ноги?

– Фар? – повторил он.

– Very far.

Кэбмен махнул на север, за реку Темзу.

Русский кивнул, взял покрепче свой несолидный багаж – ковровый саквояжец да ситцевый узелок – и зашагал в указанном направлении широким, быстрым шагом.

Точно так же в свое время он обошел чуть не половину Руси, иной раз отмахивая по пятьдесят верст в день. Миля-другая такому ходоку были нипочем.

Но пора представить этого чудака. В заграничном паспорте № 3338, выданном канцелярией саратовского губернатора, он значился как Павел Александрович Бахметев, неслужащий дворянин, возрастом 29 лет. Рассказывать о нем можно долго, поскольку человек он был во многих отношениях удивительный, а можно и коротко. Довольно будет, пожалуй, объяснить, зачем из сотен лондонских отелей он выбрал незнаменитый «Саблонье». Бахметеву кто-то рассказал, что в этой гостинице, бывая в Англии, останавливается Иван Сергеевич Тургенев. Тому несколько лет, еще гимназистом, Павел Александрович прочитал повесть «Муму», перевернувшую ему душу, после чего твердо и бесповоротно решил посвятить свою жизнь борьбе с рабством. У Бахметева все решения были твердые и бесповоротные, а склад ума методический. Никакая задача не могла испугать его своей огромностью, но он считал необходимым убедиться, исполнима ли она физически. Несколько лет Павел Александрович «изучал предмет» – с этой-то целью, как уже было сказано, он исходил половину отчизны. Ну а вывод, к которому он пришел, – о нем в свое время.

В гостинице «Саблонье» молодой человек взял самый дешевый номер, под крышей, и первое, что сделал, отправил городской почтой письмо по записанному на бумажке адресу. Потом поглядел в окно на оживленнейшую в Лондоне площадь. Она маняще сияла газовыми огнями (уже наступил вечер), но соблазны цивилизации Бахметева не привлекали. Он был любознателен, но не любопытен. Разница между двумя этими свойствами, как известно, заключается в том, что любопытный человек интересуется всем подряд, а любознательный – лишь тем, что ему нужно для дела. Город Лондон для бахметевского дела был ни за чем не нужен.

S. Rawle. Hotel de Sabloniere, Leicester Square, London. First half of 19th century. Engraving. Bridgeman/Fotodom.ru.

Павел Александрович решил, что лучше выспаться. Спать он мог в любое время суток, а при необходимости мог сутками и вовсе не спать.

Кровать ему не понравилась, особенно матрас. Любой другой постоялец счел бы его комковатым и жестким, но Бахметев привык спать по-другому. Он скинул матрас вместе с простыней и подушкой на пол. Достал из портпледа странный предмет – тонкую подстилку, всю утыканную канцелярскими кнопками, и преспокойно улегся на это пыточное ложе. Кожа у Павла Александровича была дубленая, привычная к подобному обхождению.

Минуту спустя аскет крепко спал.

Моральный сибарит

Больше всего на свете Александр Иванович ценил приятность; всяческое страдание и даже просто неудобство его травмировали. Любимое слово у него было «комфорт». Например, желая сказать, что какое-то действие для него неприемлемо, он говорил: «Это для меня будет некомфортно».