Русский вечер

Оказывается, после моего отъезда с дачи, Вероника перешерстила весь дом, но ничего не нашла, а потом полезла в черную сумку, вот эту самую, и во внутреннем кармашке, вместе с оберточной бумагой — ты знаешь, я никогда не выкидываю красивую бумагу — нашла чек, а на нем номер телефона, и теперь она совершенно уверена, что это тот самый, который назвал ей незнакомец в аэропорту.

Стали сверять номера в помоечной книжке и, вообразите, нашли. Восторгу Вероники не было предела.

— Но здесь нет имени, только фамилия. По этому номеру числится некто Кроткий. Может, там никакого Игоря и в помине нет!

— Зато здесь есть адрес. По нему мы сейчас и направимся.

— Вначале надо позвонить, — упорствовала я.

— Ни в коем случае. Игорь сразу приедет и заберет свой конверт. А нам этого не надо. Нам надо узнать, как в него наша Янка попала. Правильно говорю?

— Вероника, может это опасно. Две старые дуры явятся в чужой дом…

— Ты хочешь сказать, что нас там прихлопнут? Кому мы нужны? Это только в кино легко убивают, а в жизни человека без причины убить совсем не просто.

— У них есть причина…

— У кого это — у них? Как ты этих «них» боишься! Если не хочешь, я поеду одна.

Я думала, что клептомания — это непреодолимое влечение к воровству, но тут я поняла его истинную суть. У Вероники, о других говорить не берусь, психологическое расстройство выродилось в непреодолимое влечение к опасности. Не только губа ее привычно поползла вверх, но затрепетали вдруг ноздри, и рука с сиреневыми ногтями взбила прическу.

— Я эту кашу заварила, мне и расхлебывать. Желткова я на всякий случай предупредила, что может быть переночую в Москве и вернусь только утром.

— Да откуда ему взяться — этому «всякому случаю»?

— Мало ли что, — философически заметила Вероника.

Что мне оставалось делать? Поехали.

— Куда мы едем-то? В Малый Козихинский? Это замечательное место. Я там так давно не была. Там Патриаршие пруды. Лизок, заглянем туда? Нет, ты мне скажи, заглянем? У меня там рядом в Гранатном переулке подруга жила. Я ее не видела пятнадцать лет. Знаешь, я вообще-то тоскую по Москве. Желткову только говорить об этом нельзя. Он тут же встает на дыбы, говорит, давай выгоним к чертовой матери из нашей квартиры чеченцев… А на что жить?

В этих интересных разговорах мы доехали до метро Баррикадная, неимоверно долго проторчали на переходе через Садовое кольцо.

— Сейчас заглянем к Патриаршим или потом?

— Потом, наверное. Сделал дело, гуляй смело, — сказала я.

— Нет, давай уж лучше вначале погуляем смело. Откуда мы знаем, в какой капкан голову суем? Я думаю, что потом нам будет не до Патриарших. Я тут рядышком, по Ермолаевскому переулку…

Давно мы здесь не были. День был ясный, тихий, прохладный. Москва уехала на садовые участки поправлять парники и высаживать рассаду.

— Как Крылов-то состарился, — сказала Вероника, указывая на памятник.

Баснописец сидел раскидисто и вольно, вокруг резвились его герои. Скульптура была темной, а только правый сапог великого баснописца от прикосновения многих рук сиял, как медный самовар.

— Помнишь Верону? — и рассмеялись обе.

Как забыть маленький дворик на средневековой улочке, набитый, что называется, до самого небесного потолка молодежью? Там пели, орали, целовались, фотографировались. Существует поверье, что поцеловавший бронзовую Джульетту в левую грудь, будет счастлив в любви. Ну ладно бы молодежь, которая зацеловала эту грудь до золотого блеска! Но ведь вековые старухи расталкивали толпу, тоже хотели приложиться холодными губами к статуе и сфотографироваться с красавицей Джульеттой. Интересно, какие желания загадывают москвичи, оглаживая правый сапог великого баснописца?

Липы шумели, лебедей не было, уток тоже, на зеленой воде покачивалось пришвартованное к берегу плавучее кафе. Разноцветные флажки, желтые и голубые, трепетали на ветру. Наверное, в жаркий день здесь было не протолкнуться, и музыка гремела, и танцевали, а сейчас здесь было зябко и холодно. Легкие белые стулья выглядели как брошенная, забытая при переезде мебель. Одинокий бармен в теплой куртке и лыжной шапке курил, неодобрительно глядя на воду. Только одна плотно обнявшаяся молодая пара сидела в дальнем конце. Перед ними стояла бутылка пива.

— Я тебя умоляю, — прощебетала Вероника. — По чашечке кофе и по одному мороженому. Я тебя угощаю.

— Нет, — сказала я, вспоминая римский опыт.

— Ну, ты меня угостишь. Какое симпатичное кафе. Пойми, я живу в провинции…

— Это Соколиная гора — провинция? Там обитает весь столичный свет.

— Я бы сказал — вся столичная тьма, — Вероника уже сидела за столом и знаками подзывала официанта.

Конечно, я отказалась от мороженого, я не эскимос, а Вероника даже причмокивала от удовольствия. В московское кафе работают не беспечные люди, это вам не Италия, однако я пододвинула черную сумку к ноге, чтобы она ненароком не распахнула пасть. Кофе был горячий, но быстро остывал.

— Интересно, сколько нам это будет стоить, — проворчала я.