Далее на горизонте появился Сержио Альберти. Яна поведала, как она с ним познакомилась, не утаила и вечер в ресторане. Борис смотрел на нее с глубоким удивлением.
— Если бы ты не пошла на Бригадирскую улицу, то никакого Альберти и в помине бы не было. Ты это понимаешь? Похоже, этот Сержио тоже искал «Зюйд-Вест», и конечно, держал в руках фотографию с русским вечером. Отношение у него к тебе чисто меркантильное, так что пусть он мозги не пудрит.
— А он и не пудрит!
— Никогда не поверю, что он не распустил слюни и не начал кудахтать, какая ты удивительная и замечательная.
— Ну, кудахтал, и что из того? У него даже телефона моего нет.
— Но он знает, где ты живешь. Он наверняка уже знает, где ты работаешь. Ну ты, мать, и дурища!
— Я тебя зачем позвала? Чтобы ты мне нотации читал? И еще это дурацкое письмо по Интеренету!
— Может твой Сержио его и послал.
— Нет. Он не дурак. Может быть он вор, убийца, международный мафиози, но он не дурак. Ты лучше диск расшифруй.
— Завтра же присоединюсь к Кириллу. Будем вместе ломать диск. Только зачем он тебе? Вам, Яночка, надо на дно залечь, а не расшифровывать чужие тайны.
— Борь, не пугай меня. Есть еще одно обстоятельство, которое касается меня лично. Это совсем другая история. Мне есть чего бояться, и пути к страху тоже лежат через Италию. Но сегодня я не буду тебе об этом говорить. У нас и так достаточно материала. Попробуй теперь растолкать всю эту нечисть по полкам. Я ведь не напрашивалась, ты сам пришел. Думай!
— Я думаю, но что-то как-то не стыкуется. Больно все глупо.
— Поздно уже. Три часа ночи.
— А жаль…
— Ты где живешь?
— На Речном вокзале.
— Мама моя, переться через весь город.
— Может быть, Яна Павловна, я у вас дождусь, когда заработает метро? Мне неловко занимать на такси деньги у ваших соседей.
— Да, пожалуй они удивятся. Я постелю тебе в гостиной на диване.
— Диванов у вас, как в султанском дворце. Нет, настольная лампа мне не нужна. Если мне захочется что-нибудь почитать перед сном, я буду читать стихи наизусть. А сегодня вечером точно была слежка? Я так привык, что за вами табуном ходят мужики, что версия об очередном воздыхателе мне кажется вполне реальной.
13
Борис отлично слышал, как пробудился дом и детский голос спросил:
— Мам, кто это? Почему он у нас спит?
— Это с моей работы. Борис… отчества не знаю. И не кричи. Мы поздно засиделись.
— А почему вы засиделись?
— Потому что разговаривали.
— Он в тебя влюблен, да, мам?
— Не говори ерунды. Поела? Все! Челку причеши, опять она у тебя дыбом. Бери рюкзак. Поехали.
Щелкнул дверной замок. Борис открыл глаза, слез с дивана и прошлепал на кухню. На столе рядом с недопитой чашкой какао лежала записка. «Повезла Соньку в лицей. Пейте кофе. Дождитесь меня».
— Всенепременно! Только жаль, что мы опять на «вы».
Он пошел в ванную. Знал бы, как обернется дело, привез бы с собой зубную щетку и бритву. И тапочки… Тапок большого размера в доме не было, это уже обнадеживает. Ну и вираж! Мог ли он предположить неделю назад, что эта дива, королева неприступная — Яна Прекрасная, обратит на него свой лучезарный взор? Придется чистить зубы пальцем. Ты дурак и неудачник, Борис Опашев! Ты просто случайно попал в поле ее зрения, как пролетающий мимо объект. Не кондор, конечно, и не чайка — пошлейший образ. Мухой жужжащей тоже быть не хочется… «О синева бойниц (глазниц!). Домашний барраж крикливых птиц над каждой башней…» Как там дальше у Бродского? Та-та, та-та, «простор с разбега. И колыбель любви белее снега». Сопли-то утри! Разбежался!
Похоже, что вся Яночкина история не стоит свеч и выеденного яйца. Историю следует закрыть и забыть о ней. Диск надо сломать, выкинуть в помойное ведро. Споп! Вслед за чужим диском в ту же емкость отправится гордый орел Опашев. Не-ет, это нам не подходит. Такой футбол нам не нужен. Мы будем длить историю с загадочным конвертом из последних сил. Примерим мундир Штирлица, засунем в рот трубку Холмса и кинемся во все тяжкие. Пока над этим домом колеблется, так сказать, завеса тайны, я здесь свой человек!
Когда Яна вернулась, Борис был свеж, бодр, рыжеватая щетина (растет со скоростью сорняка в огороде) отнюдь не портила общего вида. Посуда была помыта, стол накрыт, ландыш соседствовал с йгуртами и вареными яйцами.
— Хозяйственный, — поворчала Яна.
Она не выспалась, под глазами наметились синие тени. Отсутствие макияжа с точки зрения Бориса не только ее не портило, но придавало необычно милый, домашний вид. Словно рекламная примадонна, глянцевая женщина-вамп, отпозировав объективу, закрыла голый пупок, сунула наманикюренные ноги в тапки и убрала с лица абстрактное и недоброе выражение, с которым взирала на мир.
— Курить на пустой желудок вредно, — прикрикнул Борис, видя, что Яна потянулась к сигарете.
— Я уже пила сок.
— Путь после сока американцы курят, а у нас на родине — только после полноценного завтрака. Я тут порылся в вашем холодильнике. Очень рекомендую творог.