Русский вечер

Борис молча показал ей фигу, и расхохотались оба. С этой самой минуты вечер покатился как по накатанным рельсам. Вначале Яна вертела головой, пытаясь высмотреть среди посетителей Сержио, потом вообще забыла о нем. Аскет и стоик ел за троих, пил за двоих, непрерывно острил и делал комплименты.

— Ах, Яночка, если бы у меня была яхта, то первую я бы непременно потопил, потерпел бы аварию от любви к вам где-нибудь у берегов Австралии. Я бы ее потопил и стал строить клипер, который назвал бы «Яна». Ах, Яночка, помните мое утверждение, что я — воробей рядом с вами. Нет! Я понял, кто я. Я колибри-альбинос. Потеряв в результате сложнейшей эволюции пестрый окрас, характерный для этих дивных птиц, я сохранил все прочие признаки вида. Сердце колибри делает сто ударов в минуту. У этой крохи самое большое сердце в мире, разумеется, применительно к ее весу. Вы можете в это поверить?

— Расскажи о себе, — попросила Яна.

— А я что делаю? Когда-то колибри-альбинос занимался наукой, делая двести взмахов крыльев в минуту. Мы очень полезны, помимо занятий квантовой механикой, мы опыляем растения. Потом жизнь, как и всех прочих, сильно стукнула по башке. Меня в числе прочих не уволили из института только потому, что не было денег выплатить выходное пособие. Дисциплина упала до нуля. Можно было ходить на работу, можно было не появляться туда вовсе. А ведь я служил в заведении, которое в простонародье называется «ящик». Пришлось зарабатывать деньги в другом месте. Счастье колибри в том, что она, как пчела, может взлететь вертикально вверх. Теперь я служу Маммоне, божеству наживы, и если быть точным — горбачусь на двух работах.

— Зачем тебе деньги?

— Коплю, как кот Матроскин. Но это к слову. Я вот что хотел у вас спросить, — он налил себе водки, вкусно крякнул, отер ладонью рот. — Помните тот вечер у вас дома? Ну, первый вечер, когда мы файвоклокничали до утра? Вы тогда сказали, что у вас есть личный интерес к римскому диску, но не сказали — какой. Может пришло время рассказать об этом? Вы меня за этим позвали?

— Закажите еще кофе. И только не турецкий. Ненавижу, когда кофе подают в наперстке. Пусть он будет не крепкий, но зато в большой чашке. А ты, если пьешь, то закусывай хотя бы мороженым. И не крякай так провинциально!

— Яночка, мы не об этом.

— Нет у меня никакого личного интереса. У меня есть личный страх. Когда боишься собственной тени… Ветер в форточку дунет, а ты думаешь — все, ураган! Просто, я невольно стала хранителем чужой тайны. А позвала я тебя совсем для других целей, — Яна аккуратно смела ладонью со скатерти невидимые крошки, потом чуть надула губы и выпалила: — Сержио Альберти — полицейский ИНТЕРПОЛа.

В таких случаях о поведении потрясенного собеседника принято говорить «так и подскочил на стуле». Именно это Борис и сделал, при этом очевидно тряханул головой, потому что очки легко соскочили с носа и со звоном упали в бокал с мороженым. Борис, брезгливо морщась, вынул их из сладкой массы, как жука за ногу, и стал старательно протирать салфеткой. Отсутствие очков очень изменили его облик. Оказывается, к него были пушистые, белесые ресницы, светлые глаза имели странную форму — концы их были чуть-чуть опущены к вискам. Словом, вид у Бориса был грустный и слегка глуповатый.

— Борь, ну что ты распсиховался? Я ему все рассказала, мол, я вам информацию, вы мне — Веронику. Эта Утка Утлая совершенна безвредна. И тогда Сержио сознался, кто он на самом деле.

— И какого черта он делает в Москве?

— Не сказал?

— Кого они ловят-то?

— Не сообщил. Он обещал помочь найти Веронику и взял с меня слово, чтобы я о нем никому не скажу.

— Что значит-взял? Вы бы не давали!

— Борис, в ИНТЕРПОЛе работают серьезные люди. Мы ко всем этим событиям имеем косвенное отношение. Если бы не глупость Вероники, мы бы вообще об этом ничего не знали. А для Сержио — это работа. Они ловят убийц, бандитов и наркоторговцев. Это отчаянные люди. Как я могла не дать ему слово? — она передохнула и добавила, — тем более, что я его уже нарушила.

— Вы когда ему все рассказали?

— Вчера.

— И есть какой-нибудь навар?

— Его телефон не отвечает. Молчит, как глухой. Раньше, еще цифры не до конца наберу, Сержио уже откликается. А сейчас он видимо…

— Жизнью рискует, — злобно перебил ее Борис.

Только дома Борис сообразил, что так и ничего не сказал Яне о Димаре с Ордынки с его глупым шантажом. Не сказал, и правильно сделал. «Жизнью он рискует, малосольный огурец! Незаменимый борец с преступностью! Супермен хренов! А куры строить нашим бабам тоже входит в джентльменский набор?» и, не находя далее слов для выражения негодования, он показал в окно полновесную фигу. Сумрак ночи подсказал ему решение. Он тот же схватил телефон.

— Кирюх, ты? Тащи завтра вечером к себе этого Димаря с его наработками. Что значит — не пойдет! Я его силой приведу. Будем все вместе ломать диск.

22