Русский вечер в Ницце

Когда здесь была Люся, она варила ей кашу. Манную или овсяную. Племянница ела их с вареньем и просила добавки. А ради себя Анна не решилась бы на такой подвиг: стоять у плиты и смотреть, чтобы каша не подгорела. Для себя ей вообще мало что надо. Поэтому люди и заводят семью, рожают детей – им нужно о ком-то заботиться. Иначе их мир рухнет. Они так привыкли. Даже одинокие заводят животных – этакий эквивалент детей. Зверюшки тоже требуют ухода, их нужно выгуливать, кормить, купать…

Может, она, Анна, в чем-то ненормальная? Ее не пугает одиночество. Если бы пугало, она сразу бы кинулась искать себе мужа и рожать детей. А она относится к их отсутствию спокойно. Почему?

Дело в возрасте? Ведь ей еще нет двадцати пяти. Вот когда стукнет тридцатник…

Для многих женщин тридцать лет – как некий рубеж. Вроде все, пора бежать за бесплатной раздачей слонов, а то чего-то не ухватишь на халяву. У Анны была одна вполне милая знакомая – Валентина Мечникова. Дама с двумя высшими образованиями и знанием трех языков. Ближе к тридцати годам она словно съехала с катушек. Меняла любовников как перчатки и выискивала среди них кандидатов на роль будущего отца. Когда Анна честно спросила женщину, от чего та так нервничает, Валя удивленно вскинула на нее глаза:

– Ты что? Мне скоро тридцать!

– Ну не пятьдесят же.

– Пятьдесят вообще все! Могила!

– Ты собираешься помирать ровно в пятьдесят лет?

– Конечно, нет. Но в этом возрасте уже ничего не надо.

– А в сорок?

Валя задумалась.

– В сорок тоже почти ничего не надо. Все позади.

– И что ты намерена делать?

– Срочно рожать. Замуж-то выйти никак не получается. Все приличные мужики давно расхватаны.

– Ты будешь рожать от неприличного? От кого попало?

– Не остри! Конечно, я найду хорошего. С хорошими биологическими данными. И – рожу.

– А ему скажешь?

– Подумаю. Наверное, да. Пусть у ребенка будет хотя бы приходящий отец. Но скажу потом.

– Не боишься?

– Чего?

– Да так…

Позднее Валя попала в жуткий переплет. Она ничего не сказала очередному мужчине о том, что собирается от него рожать. Но тот каким-то образом узнал и стал закатывать Вале ужасные скандалы. Он подумал, что любовница собирается претендовать на алименты. Валя билась в истерике. А кончилось все выкидышем. Потом Валя пыталась еще раз забеременеть. Но – опять неудачно. Доносить ребенка она не могла.

Дальнейшие следы Вали потерялись – Анна просто перестала с ней общаться. Женщина превратилась в истеричку, которая жаловалась на жизнь и на мужиков при каждом удобном случае.

Анна тогда еще подумала: не надо пытаться обхитрить жизнь. Не получится. Как оно идет, так и пусть идет. Судьбе виднее.

Тоска по Люсе только еще раз укрепила Анну в мысли, что нужно уметь смиряться с неизбежным. А когда судьба преподносит тебе подарки, воспринимай их с огромной благодарностью.

Она вспомнила вычитанное где-то изречение: «Если ты не жалуешься на судьбу – весь мир у твоих ног».

Марина Николаевна Матросова встретила ее настороженно:

– Вы нашли, кто убил Лену?

– Нет. Пока не нашли. – Анна подчеркнула слово «пока».

Женщина удрученно кивнула и пригласила в комнату.

Анна села на стул около стола. Матросова – в углу дивана, накрытого старым, вытертым пледом. Помолчали. Затем хозяйка подняла глаза на гостью:

– Вы что-то хотели мне сказать?

– Да. Хотела. Марина Николаевна, ведь ваша Лена – дочь Арвида Мартинсоне?

Анна задала вопрос в лоб. Так было лучше.

Снова наступило молчание. Было слышно, как где-то внизу поругиваются соседи.

– Это мое личное дело, – наконец выдавила из себя Матросова.

– Никто не спорит. Но некоторые факты указывают на то, что ваше прошлое тесно связано с настоящим.

Марина Николаевна нахмурилась. В ее глазах появились льдинки.

– Что вы хотите сказать? – высокомерно спросила она.

– Я хочу сказать, что вы… Кстати, вы лично контактировали с вашими родственниками?

– Какими?

– С детьми Мартинсоне.

– Конечно, нет. Зачем мы им? У них – своя жизнь, у нас – своя. Где – они и где – мы…

– И вы никогда не делали попыток познакомиться с ними?

– Зачем?

Анна замолчала.

Марина Николаевна держала глухую оборону. И расколоть ее было не так легко.

– Лена знала, чья она дочь?

Марина Николаевна вздернула голову.

– Да, знала. Я рассказала, когда ей исполнилось пятнадцать лет.

– И как она отнеслась к этому?

– Нормально.

– Она не задавала вопросов об отце?

– Задавала. И я рассказывала ей о нем. О его карьере, жизни.

– Простите за вопрос личного характера… А как вы с ним познакомились?

Какое-то время Марина Николаевна молчала. Потом нехотя сказала:

– В Большом. Я работала в костюмерном цехе. И помогала шить ему костюм к роли Базиля в «Дон Кихоте». Во время примерки костюма разговорились. В общем, слово за слово… У него тогда был кризис. Творческий и личный. В семье его не понимали.

– Это он вам говорил?

– Да. Потом его уволили из Большого. Он работал в других театрах в разных городах. Когда возвращался в Москву, часто останавливался у меня. Он хотел уйти из семьи. Если бы не его смерть, мы бы поженились.