- Она еще прислушивается! Хочет догадаться, кто над ней смеется. Ха-ха-ха-ха!
- Лягуха! Лягуха!
- Лягушка полетела, упала и вспотела! Ах-ха-хаха!
Нэн быстро вышла в коридор. Голоса сразу затихли. Кэси почувствовала злость – трусливые паршивки, сейчас она им задаст! Пройдя по коридору к дальней двери, нэн открыла ее.
Каждая комната дормитория предназначалась для четырех воспитанниц. Кэс вошла. Девочки лежали в постелях, укрывшись одеялами, и на первый взгляд мирно спали. Тусклый масляный ночник на столе освещал их лица, и Кэси они показались хитрыми, болезненно-бледными и уродливыми. Эти мелкие гадюки смеются над ней, называют лягушкой и уродиной, а сами-то на кого похожи! Постояв немного и пересилив желание вытащить кого-нибудь из четырех стерьвочек из постели и оттаскать за волосы, нэн вышла и направилась ко второй двери. Там тоже было тихо. И в третьей комнате. И в четвертой.
Успокоившись, Кэси решила вернуться к себе и лечь. Наверное, маленьким мерзавкам надоело смеяться над ней, и они уснули. Придет утро, и она разберется, кто в колледже говорит про нее гадости. Матушка Алин найдет управу на виновных.
- Толстая корова ушла поспать! – прошептал давящийся смехом голосок. – Пощиплет травки и ляжет в кровать!
- Ф-ф-ф-ф-ф-хххххх!
Нет, это нестерпимо. Проклятые, гнусные, невоспитанные девки! Сейчас она им покажет, как над ней смеяться…
Вечерняя свежесть во дворе заставила нэн Кэси задрожать всем телом. И не только от холода – ее начала бить знакомая с детства нервная дрожь. Сторожка Гуффина была в дальнем конце парка. Кэс, озираясь, добежала до сторожки, осторожно глянула внутрь. Гуффин лежал на спине и громко храпел. Кэси задохнулась от крепкого запаха грязной старости и сивушного перегара, скользнула в сторожку, открыла шкафчик над умывальником. Там лежали банная рукавичка из грубой дерюги и бритва. Схватив бритву, Кэси выскочила из сторожки обратно во двор и вернулась в дормиторий.
В своей комнате она осмотрела бритву, попробовала ее остроту. Бритва показалась ей достаточно острой. На губах нэн появилась мрачная улыбка. Да, она самая несчастная женщина в мире. Ее милый, прекрасный, маленький принц прогнал ее, но никому на свете она не позволит над собой смеяться…
Нэн Кэсивытерла вспотевшие ладони о передник и, держа бритву раскрытой, вышла в коридор дормитория.
Глава 17
***
- Невероятно, - произнес Беннон Чард, когда канцлер Борк закончил свой рассказ. – И сколько детей она зарезала?
- Шесть. Благодарение Божественным, одна из девочек проснулась и подняла крик. Иначе смертей было бы куда больше.
- Она сошла с ума.
- Несомненно. К счастью – или к несчастью, - нам не придется ее судить. Она покончила с собой, прежде чем на крик ребенка сбежались люди.
- Покончила с собой?
- Перерезала себе горло той же бритвой. – Борк покачал головой. – Подумать только, что эта сумасшедшая полгода находилась рядом с его величеством!
- В самом деле, даже страшно представить. Где сейчас ее тело?
- В скудельнице лазарета на Топазовой улице, там же, где тела ее жертв. Мне очень жаль, магистр. Не хочется думать, что это я виновен в случившемся.
- Вы? – Чард с любопытством посмотрел на канцлера.
- Я уволил эту психованную. Может быть, поэтому она и дала волю своей злобе.
- А если бы вы ее не уволили, и безумие настигло ее во дворце, рядом с его величеством? – Чард коснулся магистерской цепи у себя на груди. – Вас надо наградить, Борк, а не порицать.
- Простите, магистр Чард. Я сказал, не подумав.
- Напишите настоятельнице Алин официальное письмо с соболезнованиями от меня и себя. И приложите к нему кошелек с сотней левендалеров. – Чард помолчал. – И еще, Борк, позаботьтесь, чтобы по городу не ползли ненужные слухи. А эту несчастную пусть похоронят так, чтобы этого никто не видел. И девочек тоже.
- Понял, магистр Чард. Все будет сделано, как вы пожелали. Я лично доложу вам о выполнении.
Чард хотел ответить, но появление секретаря прервало его.
- Мастер, срочная депеша из Вогрифа! – сказал секретарь и вручил регенту запечатанный свиток.
- Идите, Самейль, - Чард повернулся к неуверенно топтавшемуся у порога канцлеру. – Извините, Борк, мне надо заняться делами. До встречи во дворце!
Канцлер, бледный и улыбающийся, кивнул и вышел из кабинета. Чард сломал печать, пробежал свиток глазами. Жаркая волна немедленно прилила к голове, в виске запульсировала боль.
- Самейль! – крикнул магистр.
Секретарь вошел незамедлительно.
- Когда доставили письмо? – спросил Чард.
- Только что, мастер. Гонец еще во дворе. Если желаете, я позову его.
- Не нужно. Благодарю, ступай. Да, Самейль – никого ко мне не пускать. В ближайший час я буду очень занят.
- Да, мастер.