Русский вопрос и институт будущего

Мутацией (причем весьма и весьма непродуктивной) как раз и будет фашизм. Отождествлять русский фашизм с русским национализмом не просто непродуктивно, а, мягко говоря, странно. Русский националист требует своего уравнивания в правах с националистом европейским (французским, англосаксонским, немецким). Он так же адресует к культурно-историческому типу, так же секуляризован, так же прагматичен, так же "покорно предкосмополитичен". Отрицать за ним это право – значит однозначно свидетельствовать, что в первой версии мировой истории, в которую он согласился войти фактически на коленях, ему нет места вообще, при любом сокращении амбиций, даже в хвосте общемировой очереди. В таком отказе русские читают знакомый текст: "Хороший русский – это мертвый русский". И восстают, вливаясь в другую версию – скорее всего в третью.

В этом качестве они могут быть использованы для перевода всемирной стрелки с космополитизма на этноплюральный еврофашизм в модели черного интернационала. Но катализатор исчезнет в реакции. Народ-мутант будет поглощен чуждой ему и омерзительной для него исторической версией. Русская Октябрьская революция 1917 г. была провидческой реакцией на угрозу перевода стрелок мировой истории, Великая Отечественная война – ответом на вызов переводящих стрелки мировых сил. Такое не забывается. Фашизм антинационален для русских, ибо, отстаивая модель доминирования избранных, он никогда в эти избранные русских не включал и не включит.

6. Институт будущего

Анализируя патриотическую оппозицию, выявляя парадоксы и противоречия в ее политическом поведении, проводя анализы и сравнивая отдельные составные части того, что не представляет, как это видно из анализа, никакой целостности, я вовсе не стремился доказать отсутствие в России оппозиционного политического субъекта. Описывать столь подробно то, что как бы не существует… Вряд ли описывающий после работы такого рода может испытать весь тот комплекс чувств и впечатлений, который привычно именуют самореализацией. Сама по себе эта игра в тотальное отсутствие не представляется мне сколь-нибудь продуктивной. Не утешают и ссылки на необходимость расчистить путь иному, тому, что рекламирует себя в качестве нового. Ибо я не понимаю, о каком новом идет речь и почему "происходящее у" нас сегодня зовет себя новым. А ведь оно настаивает на подобном самоопределении, навязчиво и крикливо рекламируя себя как "новое русское". Что в нем нового? Что в нем русского? Долгое время не слишком искушенное большинство пытались убедить в том, что оно на протяжении двух поколений пребывало в аду, а теперь переходит к нормальной жизни, что капитализм, рынок, национализм, из них вытекающий, ограбление населения (то бишь первоначальное накопление) и прочие реалии того процесса, который, как мы знаем, "пошел", хотя и тягостны, но объективно закономерны и нормальны. Я не принимал и не принимаю этой точки зрения, но, даже становясь на нее, не могу понять, почему это надо называть новым. Скажите в этом случае, что вы -другие русские, иные русские, нормальные русские. Все будет лучше, чем лживо объявлять себя новыми. Еще проще говорить о становлении буржуазных отношений, чья несовместимость с субстанцией российской истории и феноменом небуржуазной метанациональности была показана мной выше. Но ликовать по поводу того, что в конце XX в. в России идет процесс, имевший место в XVIII в., а то и ранее; ликовать, именуя это старое новым, – значит, как мне думается, извращать само понятие нового. Вещи надо называть своими именами. Они от этого лучше не становятся, но приобретают хотя бы минимальную удобоваримость. Итак, я утверждаю следующее.

1. В конце XX в. в России (СССР) произошел сброс исторического времени на два столетия, как минимум. Формирующиеся отношения есть отношения именно старые.

2. Поскольку этот сброс не был подкреплен хотя бы социально-инженерным проектом движения от этого старого – хоть куда-то, хоть в какое-то будущее, поскольку разрушение было революционным, а созидание почему-то предполагалось эволюционным и органичным, то сброс запустил весь механизм инверсий исторического времени, и мы находимся в ситуации всеобъемлющего регресса.

3. Этот регресс почти не имеет тормозов, и общество может двигаться достаточно далеко в свое прошлое, вплоть до патриархально-родовых отношений.

4. В этом движении возникает особый субъект, именуемый "патриотической оппозицией". Этот субъект борется не против регресса как такового, а за свое место в нем, т.е. он реализует политическую функцию не в политическом, а совсем в ином времени и пространстве. Действуя таким способом, этот субъект начинает мутировать определенным образом и по определенной программе, становясь, по сути, катализатором тех же регрессивных тенденций.