Русский вопрос на рубеже веков [сборник]

Существующий миф о расцвете новгородской демократии в XV–XVI веках как упущенной Русью иной, светлой возможности — опровергается акад. С.Ф. Платоновым[3]. Он пишет, что это была олигархия небольшого круга богатейших семей, что господство новгородской знати выросло до степени политической диктатуры; а в междоусобиях враждующих партий, так и не выработавших приёмов компромисса, использовалась народная толпа — и до степени анархии; что в быстротечном развитии социальный и политический порядок Новгорода успел обветшать ранее, чем его сломила Москва.

Однако заповедный край демократической среды, обильного свободного крестьянства, образовался, именно освободясь от Новгорода, — в Поморьи. (Москва не насаждала там своих помещиков, ибо с севера не видела врагов.) В Поморьи русский характер развивался свободно, не в сжатии московских порядков и без наклонов к разбою, заметно усвоенному казачеством запорожским да и по всей Руси. (Не случайно и свет Ломоносова пришёл к нам из Поморья.)

После всех разорений Руси и разврата душ — именно русский Север, с опорой на Поморье, сперва был надёжным тылом для отрядов Скопина-Шуйского, потом — ополчения Пожарского, принесшего Руси окончательное освобождение и замирение.

Смута XVII века сотрясла русское государство едва ли не до полного падения, русский народ — до истощения, — но и тут нашлись в нём здоровые, спасительные силы восстановить государственную жизнь и даже — на несколько десятилетий — живительную общественно-соборную, и не растоптались поросли самоуправления. Уже в годы Михаила Фёдоровича, несмотря на ещё новые нападения от Польши, велась терпеливая государственная работа по восстановлению, оживлению Руси.

И Платонов отмечает, что мучительный и душераспадный период Смуты принёс и благодетельный переворот в политические понятия русских людей: в обстановке безцарствия, когда Русь перестала быть «вотчиной» Государя, а люди — его «слугами» и «холопами», — государство не должно пропасть и без Государя, надо спасать и строить его самим. Повсюду усилилась местная власть, выносились постановления местных «миров», происходила «обсылка» послов и вестей из города в город, в городах создались всесословные советы, они соединялись в «совет всея земли». (Подобной же самодеятельностью было и 16-месячное стояние Троицкой Лавры и 20-месячное Смоленска.) Всё это — примеры поучительной русской народной организованности для нас, потомков.

Так рядом с привычным «государевым делом» стало «великое земское дело». И Михаил с первых же шагов искал помощи Земского Собора — а Собор охотно помогал Государю. Не было никакого формального ограничения власти Государя, но — тесная связь царя и «всея земли». И первые 10 лет царствования Михаила Собор заседал непрерывно, позже периодически. (И вся эта русская государственность создалась никак не под западным влиянием и никого не копируя.)

Не касаясь здесь последних царствований рюриковской династии, напомним, что и там, наряду со всесильной царской властью, действовали местные жизнеспособные управительные учреждения (хотя ещё при самом невежественном состоянии правосознания), выборные власти: губной староста (по уголовным делам), земский головной староста, «земская изба» (раскладка податей, развёрстка земли, нужды посадских). Правда, владельческие крестьяне почти не имели влияния там (хотя были у них общинные старосты и сотские)[4]. Так что местные управления, столь спасительно повлиявшие в Смуту, выросли не на пустом месте. Однако военные нужды государства всё более закрепляли крестьян на землях служилых людей, а крестьяне, в поисках воли, бежали на незаселённые окраины, отчего одновременно оскудевал людьми и трудом центр государства, а на окраинах усилялась мятежная вольница — и то и другое разорительно сказалось в Смуту.

Но скорее и удивимся, сколько ещё оставалось в русском этносе — живых, динамичных сил, смелости, находчивости, предприимчивости, что из него создалось Донское казачество (позже Кубанское и Терское), инициативное движение на Урал и за Урал, а в XVII же веке и в XVIII — поразительно энергичное освоение Сибири, затем перехлестнувшее и через Берингово море — в Аляску, и даже до Калифорнии..