Требование гарантии того, что будущая Россия станет демократической, было средством давления стран-победительниц на вождей Белого движения. Британские и французские политики умело воспользовались процессом образования на окраинных территориях бывшей Российской империи республик, требовавших не только независимости, но и усиления за счет ее земель. Наибольшую активность в этом заняли приславшие в Париж свои делегации правительства Азербайджана, Грузии, Северного Кавказа, Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии и Украины. Фактически политики западноевропейских держав поощряли окружение будущей России («белой» или «красной») поясом государств, который стал бы преградой на пути «русской экспансии». После встречи с министром иностранных дел Франции Маклаков докладывал в Омск 2 февраля 1919 г.: «В пользу отторжения Бессарабии ведется путем печати и всякого иного воздействия на политические круги и общественное мнение интрига Румынского правительства. Поляки агитируют в смысле приобретения на началах федерации Литвы, части Белоруссии, населенной католиками, и всей Восточной Галиции. Положение Кавказа для меня недостаточно ясно, но с этой стороны нам может угрожать опасное осложнение». Финляндия требованиями признания независимости не ограничивалась: «Финны добиваются выхода к Ледовитому океану в смысле присоединения Печенги, что представляется недопустимым. “Самоопределение” Карелов скрывает претензии на части Олонецкой и Архангельской губернии», — развивал свою мысль министр иностранных дел С. Д. Сазонов в послании от 20 июня 1919 г.[566]
США довольно последовательно отстаивали принцип территориальной целостности России. Причем в основе такой позиции лежали не только практические соображения: несоответствие процесса «атомизации» большого многонационального государства вильсоновским планам послевоенного мироустройства; понимание, что возникшие малые государства попадут под опеку Лондона или Парижа, с которыми интересы Вашингтона совпадали далеко не во всем. Американский президент, видимо, «не был чужд идеальных побуждений и, памятуя о традициях “русской дружбы” со времен Войны за независимость США, не желал воспользоваться бедственным положением, в которое попал традиционный геополитический партнер Америки»[567]
.Полномасштабной поддержке Белого движения мешали традиционные опасения Запада, как говорил В. А. Маклаков, тень старой России, которая сама по себе уже вызывала недоверие. Всяческие напоминания о потенциальной силе России были ослаблены русской разобщенностью. А. Ф. Керенский и его соратники в Париже выдвинули лозунг: «Ни Колчака, ни Ленина», потребовав от Вильсона вмешаться в русскую политику на стороне социал-демократии и посеяв у него сомнение в отношении признания Колчака[568]
.