«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Тяготы Гражданской войны, напряженность отношений с западными державами в ходе их военного вмешательства во внутриполитическую борьбу в Советской России, попытки организовать ее экономическую блокаду увеличивали заинтересованность большевиков в развитии торговых отношений с Германией. В силу своего поражения в войне и тяжелых условий мирного договора торговля с Германией должна была занять особое место во внешнеполитических расчетах советского руководства. Не говоря уже о том, что «альфой и омегой советской внешней политики была ставка на разжигание противоречий между другими державами»[746]. Однако все попытки Советской России после разрыва отношений с Германией наладить конструктивный диалог не имели успеха. Ситуация изменилась лишь в середине 1920 г. во время советско-польской войны, когда Германия сделала ставку на Россию как на силу, противостоящую Антанте и способную облегчить ее положение. Но осложненный результатами советско-польской войны и пропагандистской деятельностью большевистских эмиссаров в Германии советско-германский диалог в торгово-экономической сфере оставался практически на нуле и осенью 1920 г.

«Неразгаданная» позиция Англии в «русском вопросе»

8 ноября 1919 г. на банкете в Гильд Холле в речи лорда мэра Лондона прозвучала надежда на то, что Лига Наций станет средством к достижению длительного мира. Ллойд Джордж в своем выступлении заявил, что окончилось время страшной угрозы, которая в продолжении полустолетия набрасывала тень на Европу, но все еще остаются известные опасности. Требует решения ряд вопросов, в первую очередь — Адриатический: несмотря на все затруднения, справедливое решение по отношению к интересам союзников итальянцев будет найдено, но следует быть справедливыми и к тем народам, которые освободились из-под австрийского ига, чтобы встать на сторону союзников, прежде всего, к итальянцам, сказал Ллойд Джордж. В турецком вопросе у союзников было единство мнений: проливы Черного моря должны быть свободны для всех народов и контроль над ними не мог быть более предоставлен державе, которая обманула возложенное на нее доверие и по приказанию Пруссии закрыла проливы для союзников. (Следует отметить, что в то время Великобритания использовала проливы в своих стратегических целях, установив их блокаду.)

Что же касалось «русского вопроса», то претендовать на единодушное его решение было нельзя: «Мы не можем пользоваться никаким миром, если нет мира в России, но здесь перспективы неблагоприятны, — заявил Ллойд Джордж. — Еще неделю назад была надежда на быстрое разрешение вопроса. Сегодня же все указывает на долгую и кровопролитную борьбу»[747]. Наступление на Петербург и продвижение Деникина на Москву было приостановлено; известия из Омска мало утешительны. Ллойд Джордж, и раньше предсказывавший, что большевизм не может быть подавлен силою меча, сказал, что для восстановления мира и порядка в России следует обратиться к другим методам. Терпеть хаос в России цивилизованный мир не может, но и ожидать возврата к нормальному положению за один год, конечно, нельзя. Для этого необходимы два условия: работа и доверие.

Как сообщалось в печати, после выступления английского премьера в европейских руководящих политических кругах ни о чем другом не говорили, как только о «русском вопросе». Речь Ллойд Джорджа побудила к бурному обмену мнениями. Как в Англии, так и во Франции она была воспринята как намерение в недалеком будущем начать переговоры между Россией и ее противниками. В то время, как блокада Советской России усиливалась, столь резкая перемена позиции одного из лидеров великих держав не могла не вызвать «бурю» по обеим сторонам Ла-Манша. Правда, через несколько дней Ллойд Джордж попытался смягчить произведенное его словами впечатление, опубликовав официальное разъяснение, что союзникам следовало бы сделать первый шаг, созвав русские борющиеся партии на новую конференцию, подобную конференции на Принцевых островах. Ллойд Джордж хотел лишь сказать, что было бы желательно заключение перемирия между Советской Россией и ее недругами. Только после этого можно было бы думать об успешном посредничестве союзников в русских делах. Однако эти разъяснения не произвели должного эффекта, и как английская консервативная, так и французская пресса продолжали нападки на Ллойд Джорджа, указывая на неустойчивость его политики, склонной меняться под влиянием «любого дуновения ветра».

Любопытно, впрочем, проследить, как исходя из разных позиций, английские и французские газеты сходились в критике русской политики Ллойд Джорджа. Английские консервативные газеты видели опасность в том, что примирительные шаги по отношению к Советской России бросят всех русских, кто сражался против большевиков, в объятия Германии, тогда политическое влияние союзников в России будет потеряно навсегда, Германия же подчинит Россию своему влиянию и получит многократное возмещение понесенных ею во время войны убытков.