Русский вор

Себастьян Клаузен, несмотря на склонность к риску, не любил играть втемную, и о людях, с которыми имел дело, предпочитал иметь как можно больше информации. Не исключено, что его хотят втянуть в хитроумную полицейскую комбинацию, в результате которой вся его шайка окажется в каземате. Поэтому после третьей передачи денег он решил проследить за Рихардом: а не отправится ли тот прямиком в полицейский участок? Но тот беспечно бродил по улицам, пересаживался с одного экипажа на другой, пока, наконец, не выехал на Фридрихштрассе. Остановился перед небольшим каменным домом, скрытым темно-коричневой черепицей. Спрятавшись за экипажем, Клаузен наблюдал за тем, как мужчина по-хозяйски толкнул калитку, а потом прошагал по узкой тропинке к дому. Достав длинный ключ, он открыл узкую, но толстую дверь и вошел вовнутрь. Себастьян посмотрел на номер дома — четырнадцать. Довольно хмыкнул: «Теперь ты никуда не денешься».

Глава 11 Настоящие деньги

Фальшивые монеты в массовом количестве стали обнаруживаться едва ли не сразу во всех немецких землях, как будто бы кто-то щедро разбросал их по всей стране. Соединив линиями места появления фальшивых монет, Гельмут Вольф вдруг увидел, что диаграмма сошлась в одном месте — в Берлине! Схема распространения фальшивых денег напоминала железнодорожные пути. И тут Вольфа осенило: ведь в первую очередь фальшивые деньги появлялись в городах, сообщающихся прямой железнодорожной веткой с Берлином! Следовательно, преступников нужно искать именно на вокзале. Хитро, однако, придумано — даже если обнаружится фальшивая монета, пострадавший уже будет на значительном расстоянии от обманщика.

Вызвав к себе начальника привокзальной полиции, Вольф спросил:

— Хорошо ли вы знаете своих подопечных?

Начальник привокзальной полиции Филипп Вебер — рыжий средних лет добродушный толстяк с отвислыми усами — чем-то неуловимым напоминал самого Бисмарка; во всяком случае, внешне он был столь же мрачен и суров. Надо полагать, что огромное брюхо Вебер приобрел не в погоне за преступниками, а за столом тутошнего ресторана, поедая мюнхенские сосиски с пивом.

На привокзальной площади Филипп Вебер прослужил тридцать лет; начинал от простого полицейского и знал привокзальную жизнь куда лучше, чем любой из преступников. Наверняка он должен был обидеться на заданный вопрос, но вместо этого широко улыбнулся, как если бы по достоинству оценил сказанную шутку, показав при этом желтоватые зубы.

— Господин начальник полиции, кому же тогда еще знать их, как не мне? Без малого тридцать лет на вокзале служу. Я их не только по физиономиям, а и по характеру знаю, — отвечал он с подкупающей простотой. — Они у меня вот где! — Вебер сжал кулак, поросший рыжеватыми волосами.

Вольф и сам начинал службу в привокзальной полиции и понимал, что Вебер, которого за глаза называли «Дедом», находился на своем месте. Кроме «залетных» преступников, которых всегда на вокзале было не счесть, существовали еще устойчивые шайки, контролировавшие бродяг, убогих, попрошаек. Надлежало предположить, что фальшивые деньги расходятся именно через них.

— Кто там среди них главный?

— Себастьян Клаузен, отменный мошенник, — с неприязнью отвечал Вебер. — Хотя и не без способностей.

— Откуда он?

— Сам он из Мюнхена, его отец был лучшим пекарем в городе. А сынок вон куда подался — шайку организовал…

— Он мог заниматься распространением фальшивых монет? — напрямую спросил начальник полиции Рейха.

— Прежде за ним такого не водилось. Он ведь мошенник. Может обмануть на пару марок, тем и живет. Бывает, что чемодан у кого упрет… Вокзал… Кто там не ворует?

— Если фальшивые деньги уходят с вокзала, он не может о них не знать, — заметил начальник полиции. — Установить за ним строжайшее наблюдение!

— Слушаюсь, господин Вольф!

— Я должен знать о каждом его шаге. С кем он встречается, с кем общается, кто у него друзья, куда он идет с вокзала. У меня должно быть на него полное досье!

— Сделаем, господин начальник полиции, — бодро отвечал Вебер, вытянувшись, отчего его живот сделался еще больше.

Вольф едва сдержался, чтобы не поморщиться.

* * *

Дело шло куда более споро, чем он мог предположить. С каждой марки Себастьян Клаузен зарабатывал пятьдесят пфеннигов, и уже мог назвать себя капиталистом средней руки. На вырученные деньги он сумел приобрести две сапожные мастерские и одну пекарню, и большую часть фальшивых денег сплавлял именно через них. Его отец, имевший булочную в Мюнхене, с раннего утра и до позднего вечера не отходил от печей — и при этом едва обеспечивал многодетную семью. А он, Себастьян, в день получает столько, сколько отец зарабатывал за месяц.