А тут еще умирает царица Анастасия. Она умирает в 1560 году. А царь уже не верит ни Адашеву, ни Сильвестру. Считает, что они толкают его на то, чтобы он потерял самодержавную власть. И правильно считает, потому что они создают в Москве польско-литовский тип властных отношений. Во время войны с Польшей — это нонсенс. И он их смещает, обвиняя их в том, что они отравили Анастасию. Важно, что он отлично понимает, что это только предлог. Поэтому он их не казнит. Сильвестру позволяют уехать в Кирилло-Белозерский монастырь и там постричься в монахи под именем Спиридон, и он там живет и умирает спокойно, оставив деньги себе на помин души. А Адашева даже делают третьим воеводой в Ливонии, но потом, правда, после смерти Анастасии велят арестовать и заточить в Юрьеве, тогда занятом русскими войсками. Но он умирает, видимо, ненасильственной смертью. Макарий еще остается митрополитом и смягчает гнев царя.
Но после военных неудач начала 1560-х годов, одновременно с упразднением Избранной Рады, у Ивана Грозного появляется новый политический план, который в 1564 году сразу после смерти Макария 31 декабря 1563, начинает осуществляться в форме опричнины.
VIII.
Эта идея удивительна, страшна, и, по-своему, логична. Иван Васильевич отлично сознает, что Московия изменилась за 15 лет. Теперь это уже не православная ордынская деспотия, как при отце и деде. Русь теперь полувотчинная, полусоборная страна, в которой самоуправление, в которой пользуется большими правами дворянство, духовенство, в которой быстро растет западно-образованный слой. А он хочет быть таким, как дед и отец и даже более чем они единовластным правителем. Он начитан. Он прекрасно знает античных авторов, любит историю, читал, возможно, и Макиавелли, и латинские трактаты Данте. Он выдумывает, что его власть происходит от императора Августа через Пруса и что вообще никакого отношения к христианству не имеет. Распространяется Сказание о Мономаховом венце, в котором утверждается, что шапка Мономаха — это не Византийская корона, а венец вавилонского царя Навуходоносора. И всё для того, чтобы обосновать свои права на абсолютную власть над жителями Московии. Дж.Флетчеру, вспоминая варяжское прошлое своего рода, он объясняет, что к своим подданным он никакого отношения не имеет — он природный немец, а не вороватый, грязный московит.
Через сто лет, на соборе 1666-1667 годов будет сказано тремя патриархами, что «Сказание о Мономаховом венце» написано «от ветра головы своея». Но тогда это было все настолько серьезно, что даже в официальные документы входило — Иван Васильевич — самодержавный природный государь, а весь народ — его рабы. Уже не смерды даже, а рабы. И что хочу со своими рабами, то и делаю. Хочу — казню, хочу — милую.
Иван IV мечтает стать таким самодержцем, чтобы каждое движение его пальца исполнялось беспрекословно, чтобы ни одного слова вопреки он не слышал. Он хочет весь дух страны переиначить, но боится — вообще, он довольно трусливый человек, как и все тираны. Кстати, когда он сам повел войска в Ливонию, он с треском проиграл. Это тоже наложило серьезный отпечаток на его психику. Лучше не испытывать на поле брани свою судьбу, а казнить воевод — и неудачливых, и слишком удачливых.
И Иван Васильевич принимает решение, достойное Макиавелли. Пожалуй до этого и флорентинец бы не додумался. Он решает свою страну разделить и создать внутри соборной и во многом самоуправляющейся русской державы свой абсолютистский удел, где он абсолютный владыка — православный Навуходоносор. Вот это и есть опричнина.
Опричнина — это то, что получала вдова князя после смерти своего мужа, то есть, та собственность, в которую не могут входить ни дети, никто иной. Это — ее содержание, это «оприч остального» то, что получала вдова. Вот царь Иван получает опричнину как вдовец, которого не принимает Россия.
В конце декабря 1563 года исчезает царь Иван Васильевич, и никто не знает, где он. Подозревают, что он вообще сбежал куда-нибудь за рубеж. Все теряются в догадках, кричат и плачут, а царя нет. Потом Иван Васильевич объявляется в Александровой слободе. Народ просит, чтобы он вернулся на Москву и правил по старине. Но Иван говорит: нет, всё разделяем. Вот это мое — и тут мои порядки. А это ваше — земщина. Он делит Русь на опричнину и земщину. Земщина — это вот так, как раньше, с самоуправлением, с боярами, с Соборным уложением 1550 г. А опричнина — это то, где я делаю, что хочу. Моя вотчина. Причем себе он берет самые защищенные земли центральной и северной Руси, а земщине отдает самые волнуемые набегами земли по границам Литвы и Крымского ханства. И всё это во время им же развязанной войны с Европой.
Заключается некий социально-политический договор. Люди согласны на опричнину.