Русский XX век на кладбище под Парижем

И вот однажды… Помню, как потрясла меня в его передаче эта история, рассказанная им на мирных тропинках парижского парка Шуази, что на полдороге между его и моим домом. Был жаркий полдень. Моя годовалая доченька перебирала у газона грязный парковый песок, голос Игоря Александровича звучал тихо, ровно, но мне слышалась в нем неизжитая боль… Однажды в оккупированном Париже он встретил на улице друга студенческих лет, немца. На немце была ненавистная нацистская форма, он был уже майор, и когда Игорь сказал ему, как все это страшно, как горько, немец с жаром признался, что он тоже ненавидит тирана Гитлера, что он тоже хотел бы бороться против него… При следующей встрече Игорь Александрович передал майору Бланку список вопросов, присланный из Лондона. Ну а потом провокатор выдал их обоих, и майора Бланка сразу поставили к стенке. Может, это воспоминанье о погибшем немце и дребезжало болью в голосе моего собеседника. Татьяна Осоргина-Бакунина говорила мне, что ее старый друг И. А. Кривошеин до смерти не мог забыть этого немца, винил себя в его гибели… Самого Игоря отправили в Бухенвальд, оттуда в лагерь смерти Дахау. Он выжил, но вернулся домой чуть живой. А Париж кипел в те месяцы: русская эмиграция переживала патриотический подъем – подъем слепого патриотизма, вызванного счастливой русской победой. Что там молодой Кривошеин – столпы эмиграции и масонства, заслуженные борцы с большевизмом пошли с повинной в советское посольство! Герой Сопротивления Игорь Кривошеин становится вскоре во главе движения русских, а потом и «советских патриотов». У него впечатление, что, как бывало в лагере, они продолжают борьбу против общего врага. Его не смущает, что борьба идет теми же подпольными методами, что и в лагере: это же борьба за правое дело. Только сегодня некоторым из историков приходит в голову, что, возможно, уже и в немецких лагерях были советские профессионалы-подпольщики из органов (как, скажем, во французской компартии верховодили профессионалы-подпольщики из «органов» и Коминтерна). Многие тысячи русских берут в ту пору во Франции русские паспорта. Однако, пригласив брать паспорта, советские власти не спешат пустить их на родину. Эти «советофилы» могут пригодиться и здесь. Им объясняют, что возвращение еще надо «заслужить», надо «послужить», «поработать», «оправдать доверие». Новые «советские патриоты» захватывают бывший штаб русско-фашистской администрации на улице Гальера. Дом становится центром советской разведки. Символика этой перемены ускользает от сознания эмигрантов. Да и вообще, у них нет чувствительности подсоветских интеллигентов. Они не различают скрытого смысла слов, оттенков голоса, выражения лиц. А «лица» у тех, кто заказывает музыку, всегда одни и те же. Позднее, через много лет русские научатся узнавать эти лица – как научился сын Игоря Александровича Никита Кривошеин, как научились мои родители, мои сокурсники («Осторожно, этот человек Оттуда!»), но пока…