Русский XX век на кладбище под Парижем

Когда предприимчивый Алексей Васильевич Рыжиков собрался открыть в Париже свой первый ресторан-кабаре, он решил, что кухня не должна быть в ресторане лишь придатком к другим искусствам. Он помнил, как еще в прошлом веке французский творец русского салата (месье Оливье) привез с собой в Петербург парижскую знаменитость – повара Дюге. Рыжиков объявил, что у него в «Эрмитаже» будет царский повар Федор Дмитриевич Корнилов. И если даже Федор Дмитриевич не был на самом деле штатным личным поваром последнего русского императора (как заявляла об этом ресторанная реклама), это был повар высочайшего класса. Он вышел из поварской семьи и вместе с братом пошел по стопам отца, трудился в петербургском отеле «Европа», позднее выполнял заказы для Царского Села, Петергофа и Зимнего, для великих князей (так что царским поваром его все же назвать было можно, хотя, точнее, он был «царь поваров»). Когда в царском дворце принимали Пуанкаре, Корнилов хлопотал у плиты, он же обливался потом на торжествах по случаю 300-летия Романовых. Герцог Лейхтенбергский возил Корнилова в 1900 году на Всемирную выставку в Париж… Сюда и вернулся Корнилов 20 лет спустя эмигрантом, чтобы обрести мировую славу. Рыжиков, пригласив в свой «Эрмитаж» «царского повара», запустил его имя в первую свою рекламу вместе со звучными именами цыганской примы Нюры Масальской, ее кузенов и кузин из хора – Саши Масальского, Володи Михайлова и Маши Сувориной… «Дорогой длинною, да ночкой лунною…» Остальное найдете в романах Набокова, Хемингуэя, Ремарка, Кесселя…

Был потом и свой ресторан у Корнилова. Уже в 1924 году он ушел из «Эрмитажа» под своды своего «Осетра» на Пигаль, а потом еще дальше… Париж 20 – 30-х годов без русских кабаре, без кухни Федора Корнилова не Париж. Так что не одни русские певцы, князья, министры, модельеры и красавицы-балерины составляли тогда славу развеселой европейской столицы, но и ее русские повара. Среди них едва ли не первым среди равных был Федор Дмитриевич Корнилов, да упокоит Господь его душу.

КОРОВИН КОНСТАНТИН АЛЕКСЕЕВИЧ, 23.11.1861 – 11.09.1939 КОРОВИНА АННА ЯКОВЛЕВНА, 8.03.1873 – 20.04.1947 КОРОВИН АЛЕКСЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ, умер в декабре 1950

Константин Коровин, похороненный здесь рядом с женой и сыном Алексеем, был в России (да и во Франции тоже) не только известным живописцем и графиком, но и прославленным театральным художником. Отец его вышел из старообрядческой семьи, а мать была дочерью крупного чаеторговца. Совсем еще молодым художником Константин Коровин вошел в Абрамцевский кружок (по названию имения Абрамцево – к северо-востоку от Москвы, не доезжая Сергиева Посада) Саввы Мамонтова, увлекся сценографией, оформлял вместе с Врубелем и Малютиным оперы «Садко», «Снегурочка», «Псковитянка». Что касается его живописи, то Коровин, по мнению художественных критиков, сделал решительный шаг к импрессионизму.

В 1899 – 1900 Коровин оформлял Русский павильон на Всемирной выставке в Париже и был удостоен ордена Почетного легиона, Большой премии, двух золотых и нескольких серебряных медалей. В те же годы он выставлялся на выставках «Мира искусства». Вплоть до своей эмиграции (в 1923 году) он также преподавал и участвовал в общественной работе. В Париже Коровин занимался живописью, выставлялся в парижских галереях, оформлял театральные спектакли, но также и много писал – рассказы, очерки, мемуарные книги (о встречах с Чеховым, Шаляпиным, Врубелем).

Картины Коровина были очень популярны в Париже, едва ли не первым он начал писать ночные Бульвары. Известный парижский фотограф Е. Рубин рассказывал мне, что, к огорчению его отца Г. И. Рубина, продававшего картины Коровина, с годами картины эти становились хуже, ибо художник повторял себя, гнался за заработком и беззаботно пропивал деньги с Шаляпиным. Е. Рубин рассказал мне, как Коровин брал его, совсем еще молодого, в игорный дом на Бульвары: с ним было так интересно, с Коровиным, он был удивительный рассказчик. Однако судьба его сына-калеки причиняла ему много горя…

Век Коровин кончил вполне печально, в старческом доме, да он уже и задолго до конца писал другу в Россию:

«…трудно описать последовательно всю петлю, затянутую моей жизнью здесь постепенно, всю надежду, потерянную вследствие сплетения неудач, как бы рока: болезней, бессредствия, обязательств и долгов, омрачения и невозможности создать труд как хочешь, т. е. затеи как художника. Ведь аппарат художника тонкий и трудно иметь импульс, когда мешает жизнь, ее будни, болезни и горе».